Казак вдруг запнулся и тихо добавил:
— Ох, Наташ, дай только бог, чтоб ты права оказалась, чтоб Хомяк оказался жив и в сознании…
Хомяк был и цел, и находился в сознании. Он лежал на широкой кровати, укрытый белоснежной простыней, и мрачно глядел в окно: там виднелись верхушки пальм, растущих где-то внизу, а остальное обозримое пространство занимало Ярко-синие небо с одиноким белым следом самолета.
Кроме кровати, в палате имелся небольшой столик, изящный шкаф, на стенном кронштейне был установлен видеоблок, а около входной двери находилась комнатка с ванной и туалетом. Пульт управления блоком лежал рядом с кроватью на тумбочке, но как Хомяк ни старался, он не мог настроить его на какой-нибудь канал: все попытки кончались появлением на экране списка видеофильмов, доступных для просмотра. Самого магнитофона в палате не было, но выбранные фильмы исправно начинали транслироваться через полминуты после того, как на пульте нажималась соответствующая кнопка.
В себя Хомяк пришел еще до того, как его погрузили в машину «Скорой помощи», но санитары не дали ему встать, а под завывание сирены довезли до госпиталя, быстренько подняли на лифте и уложили на кровать. Почти сразу же появился врач с переводчиком и устроил Хомяку долгое обследование. Дело осложнялось тем, что переводчик оказался очень молодым и весьма посредственным. Чтобы понять вопросы врача, Хомяку приходилось раза по три переспрашивать, а потом столько же раз повторять ответы.
Закончив осмотр, врач разразился длинной тирадой, и, чтобы понять ее, пришлось попросить повторить перевод уже не три, а четыре раза.
Общий смысл был такой: уважаемый господин Маланец очень слаб, ему вредно волноваться, ему вредно раздражаться и вообще вредно общаться с внешним миром. Однако он находится на пути к выздоровлению, и дня через три, самое больше четыре, он будет выписан. О счете можно не беспокоиться: обязательный медицинский страховой взнос, уплаченный при въезде в Эмират Дубай, дает уважаемому пациенту право на полноценное медицинское обслуживание. Но пока что ему необходим покой, лечебные процедуры и никакой активности.
На пациента прозрачным пластырем налепили несколько маленьких датчиков, проводки от которых шли с небольшой коробочки на поясе — на ней успокаивающе мигал зеленый светодиод. Врач попрощался и ушел.
Вопреки указаниям, сразу после ухода врача Хомяк активность проявил: он встал, подошел к двери и осторожно подергал ее. Дверь оказалось запертой, причем запертой снаружи, а вот изнутри ее запереть было нельзя даже при желании: кроме простой круглой ручки, на двери ничего другого не было.
Однако врач говорил не просто так: от этих несложных движений у Хомяка разболелась голова, и он улегся обратно на кровать, пытаясь заснуть. Однако уснуть не удавалось.
Он еще раз напряг память: что же все-таки произошло?
«Я вел самолет, так? Потом раздался выстрел, и я, не выпуская штурвал из рук, обернулся… И увидел Корсара одноглазого, как он пытается дать в морду одному из арабов, а тот пытается поднять пистолет. У русскоязычного оператора тоже автомат откуда-то появился… Потом я обратно повернулся к приборной доске, хотел вираж заложить, чтобы все посыпалось, но тут началась стрельба, от приборной доски крошево полетело… Потом взрыв газовой гранаты — и все, я отключился. Правильное все-таки у меня предчувствие было! Киногруппа чертова!»
Хомяк недовольно заворочался, потом сел, обхватив голову руками.
«Выгодный заказ, мать его так! Ладно, лечение пойдет по страховке, но самолет-то чинить придется за свои! Пресса вой поднимет… Компанию переименовывать придется, регистрировать заново, а сколько сейчас сбор? Вроде ведь подняли с прошлого года… И что с Тимуром? — вдруг забеспокоился он. — Мне же про него ничего не сказали! И про Корсара!»
Он вскочил с кровати, но тут же сел на нее обратно: действительно, не молотить же кулаками в дверь с криками «Откройте, откройте!». Здесь, наверное, должна быть какая-то кнопка вызова…
Кнопок с символически нарисованной фигуркой человека оказалась несколько, и расположены они бы ли так, что дотянуться до них мог даже полностью ослабевший человек хоть с кровати, хоть упав посреди комнаты.
«Нажать, что ли? Хотя, если уж телевизор от эфира отключили, так на словах точно ничего не скажут. Думают, что так спокойней…»
И, перевалившись на бок, Хомяк принялся рассчитывать, во что ему обойдется ремонт самолета и что придется делать именно здесь, а с чем выпустят и разрешат долететь до своего аэродрома.
Так прошло время до вечера. Ужин оказался не хуже ресторанного, а принесла его эффектная женщина, которая прекрасно сознавала свою привлекательность и не упускала возможности подчеркнуть ее жестом или просто позой. Однако на ее прелести Хомяк внимания почти не обратил, а молча съел все, что было на тарелках. Обиды она не выказала, а покинула палату, как ему показалось, с облегчением, и он подумал: похоже, это тоже часть терапевтической программы. А может быть, и нет — обязательный страховой взнос вряд ли покрывал стоимость настолько развернутого курса лечения.
Щелкнул замок, и Хомяк опять остался в одиночестве. Тягостные раздумья уже порядком надоели ему, и он собрался было включить телеблок и выбрать какое-нибудь кино поглупее, когда дверь снова открылась.
Хомяк неторопливо обернулся, ожидая увидеть врача, совершающего вечерний обход, но вместо него в дверях стояли два хорошо одетых человека европейского вида. Один из них аккуратно прикрыл за собою дверь и остался стоять рядом с нею, а другой присел на кресло.
— Говорите по-английски? — осведомился присевший. Когда он говорил, двигались только губы и челюсть, а глаза оставались неподвижными, словно мертвые.
— Вполне, — насторожено ответил Хомяк. Эта парочка ему сразу не понравилась.
— Прекрасно… Так вот, я хочу перейти к делу. На настоящий момент я являюсь представителем заказчика, который огранизовывал полет с киногруппой.
У Хомяка похолодело в груди, однако он нашел в себе силы, чтобы небрежно поинтересоваться:
— А я вроде с другим человеком говорил. Где он сейчас?
— Он больше не работает у нас, — вежливо пояснил мертвоглазый. — Но давайте к делу. Мы очень огорчены произошедшим и хотели бы принести вам свои извинения.
Хомяк сидел молча, не пытаясь нарушить паузы. Однако в голове его быстро проносились мысли: он пытался понять, что за игра разворачивается тут, и ничего не мог придумать. Оставалось только ждать дальнейшего развития событий.
— Да, извинения, — наконец заговорил сидящий, — в том числе и в материальной форме. Согласитесь, что вы этого не ожидали?
Хомяк осторожно кивнул, не сводя глаз со второго человека, стоящего у двери. Оружия в руках тот не держал, но вся его поза свидетельствовала, что он присутствует здесь не просто так.
— Дело в том, что все случившееся — это наша ошибка. Надо ее исправить, и в этом вы можете нам помочь. Собственно, именно поэтому мы с вами сейчас и разговариваем… Вы ведь, наверное, уже поняли, что иначе все было бы совсем по-другому?
