— Нет времени на эмоции, Давид. Нужно бежать, понимаете?
Он безвольно кивнул, не отрывая расширившихся глаз от страшной картины. Знакомо… Крепко вцепившись в его руку, я бросился вперёд по коридору, волоча финансиста за собой. Возможно, у меня и не аналитический склад ума, зато моё добро — с кулаками, согласно марксистско-ленинской теории и народной мудрости. Это вам не в шахматы играть, господин Липке, тут думать не надо. Ну, почти не надо.
Один «Узи» был у меня в руке, второй я зажал под мышкой, и на протяжении всего пути до двери, а затем вверх по узкой и явно служебной лестнице я, главным образом, беспокоился о том, как бы его не уронить. Давид послушно шлёпал за мной, но выражение отстранённости с его лица исчезать, похоже, не собиралось. Ничего, крепкий пинок по эмоциям иногда хорошо прочищает мозги, будем надеяться на лучшее. И стремиться к худшему, благо далеко ходить не надо — пожалуйста, вот оно. Мы ещё были на предпоследних ступеньках, а двое мужчин, стоявших прямо перед нами в большом зале, начинавшемся без перехода от самой лестницы, нас уже заметили. Но они-то стояли, представляя собой идеальные ростовые мишени, а я был им виден лишь по пояс. Дуэль получалась не совсем по правилам, но я считал себя стороной «пострадавшей», а потому имеющей право на преимущество. Сноровки в обращении с оружием синьорам явно не хватало, в отличие от команды «тюремщиков», эти более походили на мирных итальянских селян, чем на коммандос. Одного я снял первым же выстрелом, после чего у его напарника пропало всякое желание вступать со мной в перестрелку. Выпустив куда-то в сторону длинную и бессмысленную очередь, он бросился наутёк, направляясь к расположенным на той стороне большим дверям. Наверное, никто ему не говорил, что в таких ситуациях нельзя бегать по одной прямой. Или же синьор просто забыл обо всём этом. В любом случае, небрежность обошлась ему дорого. Опустив автомат, я обернулся, ища взглядом Давида. Он сидел на пару ступенек ниже, закрыв глаза и прислонившись к стене.
Не говоря ни слова, я вновь схватил его руку и насильно потащил вверх по лестнице, а потом через зал, к дверям. Освещение было скудным, горели лишь небольшие локальные светильники, вмонтированные в потолок, но и в таком варианте легко угадывался интерьер отнюдь не городской. Огромные окна, за которыми начинались едва различимые в ночной темноте деревья, мозаичные полы, мраморные колонны — всё это напоминало мне скорее загородный дом, очень похожий на те, что я во множестве встречал на юге Франции. Неужели всё-таки Кольбиани? Куда же дальше-то, чёрт…
— Мне кажется, я знаю, где мы находимся.
Мы добежали до противоположной стены и сейчас прижимались к её чуть шершавой на ощупь поверхности рядом с высокой двухстворчатой дверью. Это были первые слова, произнесённые Давидом за всё это время. Я с удивлением уставился на него. Впрочем, удивление тут же сменилось любопытством и нетерпением.
— Видите вон ту картину? — продолжил он, всё более оживляясь. — Это набросок Пикассо. Несколько лет назад я лично купил его на аукционе в Женеве, по просьбе Винченце Кольбиани, двоюродного брата известного вам синьора Кольбиани. Кажется, тогда он жил где-то неподалеку от Рима…
— Отлично, — радостно воскликнул я. Главным образом для того, чтобы его подбодрить.
Давид постепенно возвращался в строй, преодолевая последствия обрушившегося на него шквала неприятных впечатлений. Это следовало поощрить. На самом деле такая новость стоила недорого. «Где-то недалеко от Рима…» Толку-то? А в том, что здесь замешан Кольбиани, я и раньше ничуть не сомневался.
— Вы здесь уже бывали? Раньше? — на всякий случай спросил я.
Он отрицательно качнул головой. Нет, значит. Жаль…
— Тогда пойдем напролом. Если начнётся стрельба — падайте и не поднимайте головы, пока всё не закончится. Хорошо?
— А может быть… Вы дадите мне эту штуку? Правда, я не знаю, как ею пользоваться, но вы можете мне показать, — произнёс он вдруг нерешительно.
От изумления я лишился дара речи. Уж от кого от кого, а от господина Липке я ничего подобного не ждал. Неужели это и впрямь заразно? Сначала Паола, затем он. У меня начинало складываться впечатление, что все эти финансовые короли в душе самые настоящие бандиты с большой дороги, и поголовно у всех руки чешутся от желания сменить калькулятор на пулемёт. На секунду я даже представил себе нечто подобное. М-да… Мрачная перспектива…
— Извините, Давид. Оружие я вам не дам. Честное слово, так будет лучше. Но — всё равно спасибо.
Он в ответ понимающе кивнул и даже улыбнулся, кривя уголком рта. Определённо, командный дух налаживался.
С максимальной осторожностью я скользнул к дверям и потянул на себя тяжёлую створку. Она подалась неожиданно легко, и в образовавшуюся щель хлынул яркий свет от горевшего над входом фонаря. Ничего более страшного не произошло и, ободрённый таким началом, я выглянул наружу. Тишина. Дверь вела прямо на «улицу», впереди, метрах в двадцати, начинался то ли лес, то ли парк, тут и там стояли высокие, раскидистые деревья. И никого, ни одной живой души. Прелестно. То, что доктор прописал. Я обернулся, собираясь позвать своего спутника, но в этот момент внезапно распахнулась другая дверь, наискосок от нас, и в зал на приличной скорости влетели новые действующие лица. Количеством в две штуки. Взглянув на них, я мельком подумал, что это даже не смешно. Противник, похоже, провёл мобилизацию, поставив в строй последние резервы. Оба персонажа были далеко не первой молодости, у обоих успело отрасти приличное брюшко. Плешивый коротышка был вооружён национальной лупарой, которую в России назвали бы обрезом. Его напарник где-то разжился огромным револьвером, который сильно походил на классический «Peacemaker» имени полковника Сэмюэла Кольта. Вид у вновь прибывших был при этом весьма воинственный, но, увы… Длинная автоматная очередь развеяла все их иллюзии. Больше никто из той двери не появлялся, и, привычно ухватив за рукав Давида, я ринулся навстречу природе, пинком распахнув дверь и аккуратно срезав выстрелом большой фонарь, горевший над входом. Следом неуклюже двигался Давид.
Отбежав ровно настолько, чтобы не попадать в свет соседних с «погибшим» фонарей, висевших вдоль здания с равными интервалами, я свалился под первое же попавшееся дерево. Рядом приземлился запыхавшийся господин Липке.
— Как вы себя чувствуете? — спросил я. Во всей этой суете у меня как-то вылетела из головы его болезнь, и сейчас, вспомнив об этом, я испытывал некоторые угрызения совести.
— Знаете, — отозвался он, — на удивление хорошо. Сначала мне стало как-то не по себе, но сейчас всё уже прошло. А что мы будем делать дальше, Андре?
— А вы как думаете? — машинально отозвался я, вставляя на место опустевший магазин и отбрасывая бесполезный автомат в сторону. Патроны, как и деньги, имеют как минимум одно дурацкое свойство — они иногда заканчиваются. На самом деле меня гораздо больше интересовало, что будут делать «они». Учитывая, что у нас оставался только один «Узи», и патронов в нём было — чуть, это становилось едва ли не главной проблемой.
