Книга Сингапурский квартет, страница 54. Автор книги Валериан Скворцов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сингапурский квартет»

Cтраница 54

— Старший! — окликнул сикх слонявшегося вдоль конторок высокого китайца в форменке без погон. И сказал Шемякину: — В сторону, пожалуйста, господин Шемякин! Давно не виделись! В сторону, пожалуйста…

На Севастьянова напирали со спины, и, когда он оглянулся, увидел горевшие любопытством глаза не протрезвевших командированных господ Чона, Кау, Тана, Ео и Ю. Действительно, не каждый день увидишь, как у паспортного контроля останавливают перевозчика героина, проникающего в Республику Сингапур. Классное зрелище — русская мафия!

Севастьянов положил свой паспорт.

— Следующий! — провозгласил сикх, мазнув по паспорту Севастьянова печаткой.

Господа Чон, Кау, Тан, Ео и Ю выложили кучкой тайваньские паспорта. Не разбирая, где чей, пограничник, шевеля коричневыми губами, пересчитал их и, развернув веером, обстучал печаткой.

— Я тебя подожду, — сказал Севастьянов Шемякину.

Китаец медленно листал паспорт журналиста, всматриваясь в штампы и надписи. Толстый шемякинский документ с многочисленными вклейками пестрел треугольниками, кругляками и квадратами всевозможных цветов.

— Вы ведь журналист, господин… э… Шем… Кин? Зачем вам сутки в Сингапуре? Цель вашей поездки — Джакарта, как я понимаю из визовой отметки, — сказал китаец.

— Похоже, я просто имею на это право согласно закону. Вот билет на завтрашний рейс, вот наличные в доказательство, что меня не придется кормить в качестве неимущего беженца…

— Значит, по-прежнему журналист, — протянул старший.

Севастьянов с удовольствием прислушивался к его английскому произношению. Американское в Бангкоке всюду резало ухо.

— Все в порядке, — сказал китаец, и сикх, не глядя, пристукнул печатью шемякинский паспорт.

Когда Севастьянов и Шемякин спускались по эскалатору к змее транспортера, ворочавшейся с чемоданами, господа Чон, Кау, Тан, Ео и Ю быстро отвели от них глаза в сторону багажа.

— Лев Александрович? — спросил человек, который появился в поле зрения Севастьянова сначала ковбойским ремнем с бляшками, затем спортивной рубашкой в цветочек с погончиками, корейским галстуком, потом широченной грудью, мощной шеей и только в завершение рыхлым лицом, которое невозможно запомнить. — Я водитель представительства…

— Поезжай, — сказал Шемякин Севастьянову. — Я доберусь до гостиницы на такси. Нет проблем… Остановлюсь в «Стрэнде». Если что, звони… и вообще.

— Счастливого плавания, — ответил Севастьянов. И подумал, что Дроздов может подтрунивать над этим человеком, но смеяться не будет. А Немчина, возможно, ещё его и боится.

Капитан Супичай приехал в бангкокский аэропорт Донмыонг за полчаса до посадки пассажиров рейса TG-413. Как руководитель практики, он намеревался принять зачет у юнкера, экзаменационным билетом которого был русский банкир. Ничего специального. Рутинное наблюдение за работой практиканта на проводах подопечного.

Русский улетел в компании журналиста, и теперь юнкер стоял перед капитаном в каморке, предоставленной пограничной стражей.

— Вы не сдали зачет, юнкер, — сказал Супичай. — Сожалею. Свободны!

Когда юнкер вышел, капитан достал из портфеля портативную рацию, вытянул прут антенны и, условными щелчками дав сигнал вызова, сказал:

— Внимание, Випол! В секторе бэ-двенадцать, повторяю, в секторе бэ-двенадцать подвальной автостоянки будет садится в синий «ситроен» человек с бородкой… Нет, не фаранг… Азиат. Двигайся за ним. Мне нужно знать, какая птица летает в этой машине и, в особенности, куда она направится сейчас. Как понял? Хорошо…

Бородач фотографировал телеобъективом Севастьянова, когда тот вместе с другим русским устремлялся к паспортному контролю.

Капитан зевнул и потянулся. Поразмыслив, отправился на второй этаж в ресторан для летного состава. В Бангкок торопиться не стоило. Шел пятый час пополудни. Пробки, да ещё наводнение… Ему хотелось спокойно выпить кофе. В конторе это не удавалось.

…В Чанги, у выхода из аэропорта к стоянке такси, Шемякин набрал на плашке кнопочного телефона-автомата семизначный номер.

— Это Бэзил говорит, — сказал он в трубку. — Я прилетел…

2

…Осенью в Голицыно стали заметнее припозднившиеся с отлетом скворцы, вокруг которых крутились, поджидая высвобождения птичьих угодий, суетные синички. Кошки, задирая головы на это изобилие дичи и дергая хвостами, ползали в жухлой траве и, оставшись без маскировки, орали от нервного перевозбуждения. Под Москвой предотлетные стаи тянут с убытием дольше, чем в других местах.

После прогулки по дачным просекам, называвшимся проспектами Мира, Комсомольским, Маяковского и Коммунистическим, куртка Шемякина пропахла дымом горевшей листвы. Синюшные костры чадили между развалюх и подновленных усадебок, гарь стлалась над узкими выщербленными «проспектами» — словно здесь только что проскакала орда с факелами. В дыму, как остатки разгромленного войска, появлялись в обнимку или ругаясь между собой пьяные, возвращавшиеся из ресторана «Иверия» на Минском шоссе.

Шемякин ждал гостью в доме творчества. Но никто не приехал.

Одичав за две недели сидения над рукописью, Бэзил завел выданный во временное пользование Ефимом Шлайном «москвич», стоявший во дворе у котельной, и покатил в Звенигород. На выезде в сторону Лесных Полян он две минуты слушал безответные гудки в телефонной будке. Потом проехался вдоль Москвы-реки и мимо монастыря, стены которого белели сквозь безлистные деревья, вдоль поймы и капустных грядок, на которых топтались люди в резиновых сапогах. На середине Москвы-реки одинокий байдарочник выгребал против ветра, рябившего серую воду.

Бэзил потихоньку рулил, поглядывая на реку. Когда он на обратном пути остановился возле почты и перезвонил, телефон опять промолчал. Шемфкин купил пестрый туристский журнал, выставленный за стеклом над почтовым прилавком, и прочитал там же, стоя, собственную корреспонденцию из Малакки. Он отправил её два с лишним месяца назад, в начале августа, перед отъездом в отпуск.

А были времена, когда материалы давали с колес. Первую свою журналистскую премию в России он получил за репортаж, который передал по рации, висевшей на спине у «красного кхмера» под Пномпенем. Присевший на корточки боец накинул конец клетчатого шарфа, который кутал его голову, на обшарпанную коробку китайского передатчика, прикрывая его от палящего солнца. С кончика мотавшейся под ветром антенны рвался улететь зеленый лоскут с номером батальона. И с неё же уходил на никому не известные ретрансляторы, потом на Центральную московскую станцию и дальше в редакцию текст Бэзила:

«…Март 1975 года выдался в Кампучии жарким. Раскаленное солнце сухого сезона сжигает траву и листья латаний. Буреет и жухнет бамбук. Скрипуче трутся друг о друга его потерявшие сочность стебли. Иссохло озеро Тонлесап, обмелел Меконг, и там, где обычно ходят суда, песчаные языки зализывают фарватер. А здесь, у южных застав Пномпеня, река представляется адом. Течение тащит чадящие пятна мазута, волочит полузатонувшие баржи и боевые катера, сквозной огонь крупнокалиберных пулеметов прошивает берега в обе стороны и косит сахарные пальмы…»

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация