Поравнявшись на тропе с оцепеневшим стажером, Новаев находу что-то достал из кармана. Дрепт уже нагнал передовое охранение, взобравшееся на верхнюю точку, с которой отлично просматривалась окрестность. Ребята вертели головой на триста шестьдесят градусов, превратившись в живой радар, а второй снайпер казах Заурия наворачивал на ствол глушитель. И тоже вертел головой. Дрепт молча потянул у него СВД, и нашел в оптический прицел хвост отряда. Новаев скользил по карнизу вперед, не отрывая от камня ног и на секунду замирая, когда под ногой попадался «живой» камень, а стажер оставался в том же положении, только на месте рта белела полоска лейкопластыря. Если закричит, то беззвучно. В таком состоянии каталепсии на другое утро ребята отдирали его от скалы. «Пчелке» негде было сесть, и она трижды заходила над этим местом, рискуя задеть стену, к которой прилип стажер. Спасало то, что было безветренно, но все равно машину сносило, и парням надо было уложиться в тридцать-пятьдесят секунд. Из второй вертушки, в которой возвращалась на базу все остальные, все было хорошо видно. Но ребята отводили глаза от иллюминатора — им было досадно, где-то обязательно позлорадствуют: «У Дрепта…», «У дрептовцев…» Лишь Парахоня, не отводя от иллюминатора зло суженых глаз, сказал:
«Краще б ты его по-тихенько ножичоом, Новаев. Ридни поплакали и похоронили, як героя. А тепер до кинця життя будуть доглядаты его як фикус».
Вот и вся дань чужой человеческой беде. Брезгливая, презрительная, равнодушная. Так хорошо одетые горожане обходят алкашку, растянувшуюся на тротуаре. «Стажер» в группе не стал своим не потому, что потерял голову от страха; получи он пулю или подорвись на мине, он бы тоже не стал своим, хотя его не презирали бы и даже посочувствовали ему. Он не стал бы своим, потому что не прошел обкатку. Хорошо бегает не тот, кто хорошо бегает, а тот, кто прибегает к финишу.
Вертушка сделала разворот, и скала в иллюминаторе пошла вниз, уступив места заснеженной вершине. Прапорщик Парахоня украдкой взглянул на командира, не очень ли тот расстроен случившимся. Группа теряла репутацию заговоренной, дрептовцы переживали это, как пацаны, которых обманула первая девчонка. Но командир сосредоточенно подсчитывал в блокнотике изъятое из вьюков, а стажер для него потеря как бы запланированная. Дрепт их стал планировать после той злополучной публикации в «Красной Звезде».
Когда на счету у группы Дрепта уже были перевалочная база в Нуристане, базовый лагерь моджахедов в Дарзабе, укрепрайон в Панджшерском ущелье и более двух десятков караванов, склад с оружием и обеприпасами в Сулеймановых горах и с десяток поисков в «душманских» районах, в Лянгарский гарнизон прибыл корреспондент «Красной звезды». Отряд только что вернулся из рейда. И на этот раз без потерь. И с хорошими трофеями. Один из двух эвакуаторов «МИ-8» был позавязку загружен китайскими СПГ-9. «Вечно смеющийся человек», а для краткости «Гюго», полковник ГРУ Толя Чмелюк, — из одного города, с одной улицы, учились в одной школе, Гюго на четыре года старше, — дав Дрепту доложиться, свел его с журналистом. На беду Дрепта, он в тот день был единственным в Лянгаре присутствующим командиром РДГ. Расслабленным и благодушным после успешной операции и не подозревающем, чем обернется встреча с журналистом. Она ему даже была на руку. Весь день его не будут дергать по пустякам ни в Лянгаре, ни в Джелалабаде: никак нет, ответит Гюго, с ним работает пресса, личное распоряжение командующего Армией Тухаринова. Поди проверь! А факт наличие военного корреспондента — налицо. Вот собрались для группового фото. Вот, всласть наговорившись, устроили гостю походную баньку по-новаевски. Раскалили огнеметами ЛПО (взятые у «духов», но почему-то ненужные «складунам») валун и закатили его в палатку. Вот разомлевшие от горячего пара навалились на бражку на кишмише, а для куража добавили в канистру фляжку спирта. Вот уговаривают гостя идти потчевать, а он сопротивляется, говорит, что у него черный пояс по каратэ, и, вырываясь, хочет показать, как ребром ладони раскроит доску. Парахоня загребает его пухлую ручку в свои медвежьи лапы и осматривает это самое «ребро». «Цього не може бути тому, що цього не може бути николе», — расстроенно вздыхает прапорщик, — он успел привязаться к «письменнику», — и, взяв его на руки, несет в казарму.
А ровно через месяц «Вечно смеющийся человек», представитель ГРУ в Кабуле, вызвал его на ковер, и приветствовал навытяжку, козырнув по-американски — широко, от непокрытого лба: «Герою нашего времени!..» Перед ним на столе лежал свежий выпуск «Красной Звезды», испещренный по тексту густым маркером. Гюго перевернул газету головой к Дрепту и ткнул пальцем в подзаголовок. Очерк назывался «Заговоренный» и занимал три четверти газетной полосы. Подзаголовок «Одиссея капитана Дрепта» заставил героя очерка залиться такой густой краской, как это было с ним лишь раз в жизни, в детстве, когда родители отправили его на лето в село к тетке. Тетка, закатав рукава мужской рубахи, заправленной в юбку, варила компоты на зиму. Перед ней, во дворе у глиняной печи стояла корзина с белой черешней. Наспех расцеловав племянника, тетка кинулась в хату за консервными крышками, а племянник, не отдавая себе отчета, хватанул из корзины полную горсть и быстро сунул в карман, забыв, что он дырявый. Тетка сделала вид, что не видит, как из штанины племянника одна за другой скатываются к ноге ягоды.
«Да мне и в голову не пришло, что он по мою душу», — обескуражено развел руками Дрепт.
«Ну да, ну да, — поддразнивал Чмелюк, — прилетел человек с большой земли в занюханный Лянгар посмотреть, как доблестная группа из огнеметов коптит камень, испить вашего гнусного пойла и поговорить о погоде. Они ведь там в Москве забыли, когда последний раз ходили в баню, пили ишачью мочу, разбавленную тормозной жидкостью, и спали в казармах».
«Нет, Толя, честно, я ни сном, ни духом. Это недоразумение, ты же сам нас свел, — оправдывался Дрепт. Гюго, конечно же, прикалывается. Ему наверняка телефонировали из штаба Армии, а, может быть, из самого Генштаба. Поздравляли. Хорошая реклама льстит и полковнику, и генералу армии, и министру обороны. Только никому из них не придет в голову, что Дрепту из-за этой рекламы от стыда хоть сквозь землю провалиться.
«Ты тут не кокетничай, — прервал его Чмелюк. — Читай!»
Его вечная, точно приклеенная улыбка всегда и всех обманывала. Хорошая, удобная улыбка, но такой дар человеку их профессии дается от рождения. Дрепт, как на уроке скорочтения, пробежал газетные столбцы строго по вертикали, сверху вниз, отложив в памяти по ходу дела географические названия, имена, цифры. Пока он дочитывал, они крутились в мозгу в самых немыслимых, на первый взгляд, абсурдных сочетаниях, распадались, создавали новые комбинации, но, закончив читать, Дрепт снова развел руками. Он не мог взять в толк, где прокололся. Конспирация соблюдена — его назвали не спецназовцем, а десантником. А на все остальное существует военная цензура.
«В конце концов, существует военная цензура, — пошел он в атаку. — И, в конце концов, обсуждается не мое письмо на родину, а чужое. У него есть конкретный автор в официальном статусе и даю голову на отсечение, что каждую строчку материала обсасывало не меньше десятка чинов на всех уровнях… Да скажи ты, в чем дело?»
