– А когда мы сполна насладимся агонией твоих друзей, я лично отрежу тебе голову, – главарь ткнул Турпала дулом пистолета уже в затылок. – Потом вырву твое сердце, засолю и выставлю напоказ на пороге своего дома. Может, найдется кто-то из твоих родственников, кто захочет его забрать. Так я весь ваш гнилой тейп истреблю до последнего сопляка. – Чеченец умышленно разговаривал с одноплеменником на русском, видимо, чтобы помучить остальных пленников описанием предстоящих пыток не только для их тел, но и для души, мозга, психики.
«У них всего три пистолета против нас троих», – как молитву, лихорадочно повторял про себя Ковалев. Он был готов умереть в схватке, потому что смерть была неизбежна для всех троих, и умирать от рук абреков придется долго и мучительно. Но, рискнув в самом пиковом варианте, все равно остались бы в выигрыше, ведь в качестве бонуса выпадала быстрая и почти безболезненная смерть. Игорь перевел взгляд на стоящего неподалеку Сермяжного. Десантник перехватил лютый взгляд морпеха, он его понял без слов и был готов принять участие в «общем веселье». Нужно было только одно – кто-то должен был отвлечь конвоиров хотя бы на мгновение.
Говорят, человеческая мысль – неизведанная и загадочная область, которая при определенных условиях может материализоваться. А приговоренные к смерти не только думают одинаково, но и понимают друг друга без слов и взглядов.
Рамзес уже перестал сучить ногами, только тяжело и прерывисто дышал. Собрав остаток сил, воровской авторитет рванулся вперед и, протянув руку, ухватил ножку крайнего стула, потянув его на себя. Тяжелый стул неуклюже зашатался, но не упал. Этого хватило, чтобы четверка боевиков дружно повернулась на звук.
«Другого шанса не будет», – резанула Гогу мысль, и, поднырнув под направленный на него пистолет, он взвился вверх. Тыльная сторона ребра ладони врезалась в кадык чеченца, дальше последовал удар плечом в грудь крайнего боевика, впечатывая того в стену. Свободная правая рука Ковалева сорвала со стены голову молоденькой серны с тонкими и острыми рожками, похожими на два колышка. Эти рога со всей дури и загнал морпех в глазные впадины своего врага, только белки лопнули с противным звуком.
Шурик Сермяжный тоже своего шанса не упустил: качнув тело в сторону с линии огня, он с разворота засадил кулаком боевику в солнечное сплетение. Удар у него был хорошо поставлен, на показательных выступлениях в родном разведбате дюжину черепиц крушил, а тут сила и техника, помноженная на бешеную ярость. Ясное дело, чистый нокаут с летальным исходом.
Такая синхронная битва на мгновение ошеломила палача Абдуллу, но только на мгновение. Бешено завращав глазами, он вскинул свой нож и с гортанным выкриком бросился на Ковалева. Хватать со стены меч или кинжал Игорь не успевал, он просто опустился на колено и подобрал упавший ПБ. Но даже вскинуть оружие не удалось, его опередил Сермяжный.
– Пуф, пуф, – раздалось несколько едва слышных выстрелов. Тело афганского шкуродера дернулось, движения стали как в замедленной съемке. Но Абдулла упрямо пытался достать ножом голого блондина. Ковалев, по-прежнему стоя на одном колене, выстрелил, почти не целясь. – Пуф…
Над переносицей во лбу палача вспыхнула черная точка, как у индийской красавицы. Держа над головой свой огромный нож, Абдулла тяжело рухнул на спину…
Отбить пистолет Рамзана Турпал смог, даже умудрился того завалить на спину, но вот одержать полную и быструю победу не получилось. Оба вайнаха покатились по дорогим рукодельным коврам, нанося друг другу беспорядочные удары. Они были ослеплены жаждой убийства, боль от ударов не ощущали, в воздухе витал лишь скрежет зубов. Наконец, изловчившись, Тур оседлал старшего Габаева и, не давая тому возможности защищаться, обеими руками надавил на предплечья Рамзана, а потом со всей силы обрушил свою голову на торчащий нос боевика. Противник мгновенно обмяк, а бывший спецназовец Нуербеков, бывший диверсант Рысь, помня главное правило войны – «уверенным можешь быть только в мертвом враге», дотянулся до лежащей рядом «беретты», и круша вставные зубы Рамзана, вогнал цилиндр глушителя в рот до упора. Никаких обличающих слов Турпал при этом говорить не стал, просто надавил на спуск пистолета…
Поднявшись с трупа своего кровника, Тур шатающейся походкой подошел к Рамзесу. Хозяин усадьбы лежал на боку и едва слышно стонал. Склонившись над раненым, Нуербеков положил руку на его плечо, Усман открыл мутные от боли глаза и слабо улыбнулся.
– Живой. – Увидев разбитое в кровь лицо Турпала, он слабеющим голосом произнес: – Во дворе еще двое, они с автоматами… Сюда их привез Шаа, покарай его.
Турпал выразительно посмотрел на Сермяжного и Ковалева, и кивнул на дверь. Те, как были голышом с оружием на изготовку, ринулись на выход.
– Теперь главное, – в уголках рта Рамзеса запузырилась розовая пена, он терял последние силы. Жизнь оставляла его. – За картиной «Берег Терека» сейф, там немного денег, тысяч десять… баксов… кто же знал, что так получится… Ключ на цепочке, на груди… Ксивы ваши будут готовы сегодня к вечеру. Адрес ты знаешь, там расскажешь, что со мной приключилось. Твоего бегства из Ичкерии не простят, уходи как можно дальше… – Больше ничего Усман Мухаев сказать не успел, его глаза закатились, изо рта хлынула густая черная кровь. Тело пробила предсмертная судорога…
Разыскать предателя для Турпала Нуербекова не было проблемой, в свое время они были очень дружны и Тур неоднократно бывал в его доме, был знаком с его женой Зариной, привозил подарки детям. Все это уже не имело никакого значения.
В тот же вечер они нашли Шаа в его гараже, здоровяк, втиснув могучее тело в синий комбинезон, вполголоса напевал что-то грустное, влажной губкой протирая своего любимца, темно-синий «Сааб», подарок Рамзеса ко дню рождения наследника.
Держа руки в карманах коротких кожаных курток, Шурик и Гога остались у входа в гараж, Турпал шагнул внутрь.
– К чему печальные песни петь? Ведь твоя жизнь безоблачна, – встав за спиной предателя, произнес Рысь.
Широкая спина здоровяка вздрогнула, как от удара хлыста, не выпуская из рук губки, он медленно повернулся.
– Турпал, ты живой? Как я рад… – Слова прозвучали неискренне, фальшиво, они были бесцветны и безжизненны. Даже взглядом иуда не выдал своих настоящих чувств, он был потухшим.
– Я-то живой, – тяжело вздохнул Тур, – а вот Рамзес, который превратил тебя в человека, дал тебе и твоим детям кусок хлеба, помог устроиться в жизни, не живой…
– Я ничего не мог сделать, – Шаа неожиданно смело перебил Нуербекова. – Рамзан сказал, что, если я не привезу их к Усману, он убьет всю мою семью, а ты знаешь, что они для меня все.
Турпал понимающе кивнул и вынул из куртки «беретту» с навинченным глушителем.
– Я не буду тебя пытать, не стану пугать. Аллах тебе судья. Даже побрезгую тебя убивать. – В глазах здоровяка проблеснул лучик надежды, но Рысь ничего не выражающим тоном продолжил: – Ты это сделаешь сам. – Держа пистолет за глушитель, он протянул оружие.
– Но как же? – будто от ядовитой змеи, Шаа отшатнулся от пистолета. Турпал не сдвинулся с места, продолжая держать «беретту» в вытянутой руке. – Если сам застрелишься, я повернусь и уйду, навсегда забыв о тебе. Но если мне собственной рукой придется убить тебя, тогда я войду в твой дом и убью всю твою семью. А я не хочу, чтобы твои дети повзрослели и увеличилась армия моих кровников. Теперь выбор только за тобой.
