Варяг засмеялся – его позабавило слово «подчерток». Однако даже если бы Лена читала вслух телефонный справочник, он слушал бы ее с упоением, настолько завораживающее действие на него оказывал ее голос. Впрочем, дело было не только и не столько в голосе, а во всем ее существе. Лена казалась Варягу близкой, нежной, нуждающейся в заботе и защите, и в то же время далекой, таинственной и недоступной. Варяг считал, что не обманывается насчет своих чувств к Лене – он признавался самому себе, что девушка ему очень нравится. Опасаясь выступить в пошловатой роли отца семейства, соблазняющего гувернантку, он старался не выказывать своего волнения, но это ему плохо удавалось, и Лена своим женским чутьем не могла не распознать его чувств – потому-то при разговоре с ним она порой опускала глаза и на ее щеках играла краска.
Несмотря на ее смущение, ей все же было приятно почтительное восхищение этого сильного, властного мужчины. В глубине души, сама не признаваясь себе в этом, она хотела бы, чтобы, кроме восхищенных взглядов, он решился и на нечто большее, но, конечно, оставаясь при этом таким же почтительным и скромным. Но, видя, что Варяг к ней неравнодушен, она, как и он сам, заблуждалась относительно природы его чувства к ней. Лена не просто нравилась Варягу – он стремительно в нее влюблялся. Если бы он отдал себе в этом отчет и вовремя понял, что с ним происходит, то скорее всего он сделал бы все, чтобы воспрепятствовать развитию любви в своей душе – постарался бы видеть Лену как можно реже и сократил бы до минимума общение с ней. Одна мысль о бурном чувстве в то время, когда его жизнь напоминает хождение по лезвию ножа, повергала его в ужас, тем более что все нависшие над ним опасности ему неизбежно пришлось бы навлечь и на предмет своей любви.
Однако жизнь, как всегда, оказалась хитрее всех этих благих помышлений. Варяг был всего-навсего человеком и, как свойственно людям, не сумел вовремя разобраться в самом себе. Решив, что ему «просто приятно» общаться с Леной, он зачастил на дачу академика Нестеренко, урывая для этого всякий удобный момент. Удобные моменты выпадали не часто, но когда они все же выпадали, Варяг выискивал любые поводы к тому, чтобы проводить время в обществе не только Лизы, но и Лены. Это удавалось ему тем легче, что Лена охотно шла ему в этом навстречу, также считая, что ей «просто приятно» общаться с Варягом. В самом деле, что она могла чувствовать к этому человеку, который годился ей в отцы, если ее юные красивые ровесники – даже те, с которыми ей случалось заниматься любовью в духе нынешних свободных нравов, – не смогли пробудить в ней никаких глубоких чувств? Ясно, что Владислав Геннадьевич ей симпатичен, и не более того.
– Так ты, стало быть, уже Пушкина читаешь? – с удивлением обратился Варяг к Лизе. – Да еще такие большие сказки? Ну ты молодец! А какие же черти, по-твоему?
– Они смешные. И несчастные, – с глубоким убеждением произнесла Лиза.
– Несчастные? – вновь удивился Варяг. – Это почему же?
– Потому что у них характер озорной. Они все время хотят шутить и дурачиться и потому часто попадают в трудное положение, – объяснила Лиза.
– Значит, по-твоему, черти не злые? – спросил Варяг.
– Нет, по-моему, не злые, просто у них характер такой, – ответила Лиза. – К тому же они очень доверчивые. Их могут нарочно подучить сделать что-нибудь нехорошее. Их надо учить, воспитывать и жалеть.
– Ну-ну, – улыбнулся Варяг, – может, ты и права. А вот есть такой город – Вильнюс, так там есть целый музей чертей. Представляешь – огромное здание, и на всех этажах, во всех комнатах выставлены всякие черти, которые только могут быть – водяные, болотные, лесные, домашние, из разных стран…
Лиза даже ахнула от восторга, и Варяг понял, что дочитать газету ему вряд ли удастся. Битый час он описывал Лизе вид, нравы и повадки различных чертей, импровизируя на ходу, словно профессиональный сказочник. К концу этого часа у него пересохло в горле, а мозги устали так, как не уставали даже от долгого изучения самой сложной технической документации и от переговоров с самыми неуступчивыми партнерами. При этом конца вопросам по-прежнему не было видно.
– А как дышат водяные черти? А лесные черти дерутся с водяными? А откуда Пушкин знал чертей? А черти на него не обиделись?
В конце концов Варягу стало казаться, что и он живет в мире, густо населенном чертями самых разнообразных пород, и запанибрата со всей нечистой силой. Он и сам не подозревал в себе такой изобретательности и такой богатой фантазии. Вероятно, эти качества развернулись так из-за того, что он видел реакцию Лены на его выдумки: она только делала вид, будто читает, а сама внимательно слушала его рассказы о чертях и время от времени улыбалась и поднимала на него блиставшие весельем ясные глаза. Когда Варяг почувствовал, что вот-вот начнет заговариваться, Лена, каким-то чутьем уловив его изнеможение, строго сказала:
– Лиза, оставь папу в покое. Он, между прочим, приехал отдохнуть после работы, а ты его так замучила, что ему скоро начнут мерещиться твои черти.
Лиза не проявила никакого раскаяния и залилась смехом.
– Ты спросила бы лучше, как там Валя в больнице, – добавила Лена.
Тут Лизе стало совестно. Очередной вопрос о чертях замер у нее на языке.
Девочка подняла на Варяга виноватый взгляд и спросила:
– Правда, папа, как там Валя? Ты у нее был?
– Был, – переводя дух и чувствуя, что в голове у него еще крутятся черти, ответил Варяг. – Врачи говорят, что операция прошла успешно. Она уже встает и передает тебе привет. Вот передала тебе записку.
Варяг достал из нагрудного кармана рубашки сложенный лист бумаги, исписанный печатными буквами. Лиза развернула лист и склонилась над ним, шевеля губами. Лена встала с кресла, подошла к ней и заглянула в записку через ее плечо, предварительно спросив:
– Можно?
– Можно, – с важностью ответила Лиза.
Лена пробежала взглядом записку, потрепала Лизу по склоненной белокурой головке и вышла на крыльцо. Она иногда курила легкие сигареты, причем, как заметил Варяг, всегда выбирала для этого такие минуты, когда Лиза была чем-нибудь занята. Со двора, где уже темнело, в приоткрывшуюся дверь пахнуло такой благоуханной прохладой, что Варяг тоже почти машинально направился вслед за Леной. Он увидел, как девушка прикурила от зажигалки, выпустила струю дыма в нависавшую над крыльцом листву старой яблони и зябко поежилась. Увидев это движение, Варяг шагнул к ней и обнял ее за плечи, хотя еще секунду назад не собирался делать ничего подобного. Лена вздрогнула и издала какой-то невнятный протестующий звук, словно собираясь вырваться, но тут же ее плечи расслабились, и она со вздохом прильнула к Варягу.
– Никогда бы не подумала, что вы поэт, – сказала она с легкой насмешкой и в то же время ласково.
– Это ты насчет рассказа о чертях? – усмехнулся Варяг, незаметно для самого себя переходя на «ты».
– Да это был не рассказ, а скорее поэма. Хотя нет, я вру, – поправилась Лена, повернув голову и взглянув Варягу прямо в глаза. – Я всегда подозревала в вас что-то такое… – И она засмеялась.
