После минутного молчания заговорил премьер:
– Я думаю, предложение о принудительной продаже большей части валютной выручки – это на сегодняшний день более реальное предложение. Как бы хорошо я ни относился к проекту Владислава Геннадьевича, ни у меня, ни у правительства в целом не хватит власти, чтобы его, как тут кто-то удачно выразился, «продавить». Но мы можем пойти по другому, эволюционному пути: будем приобретать за рубежом частные банки и предлагать госкомпаниям вести дела через них. Государственные компании смогут также создавать на паях свои банки за рубежом. А раз так, то будем считать, что прения по докладу у нас кончились. Все остальные вопросы обсудим в неформальной обстановке. Прошу к столу!
Премьер хлопнул себя по коленям, но при попытке встать его лицо исказила гримаса боли. Уже поднявшийся Варяг шагнул к нему и, протянув ему руку, рывком поднял… его на ноги.
– Замучил проклятый радикулит, – пожаловался премьер и, благодарно похлопывая Варяга по спине, заметил: – Как старый разведчик, я оценил ваше мастерство в организации закулисных встреч. Кто только не подъезжал ко мне по поводу того, что, мол, надо бы собраться, поговорить с теми, кто тащит на себе реальную экономику… Интересно, чем вам обязаны все эти ходатаи?
Каждый маленький шажок давался премьеру с трудом. Поддерживая его под руку, Варяг откровенно ответил:
– Кому-то приходится платить, кто-то боится компромата… Но большинство не обязаны ничем – просто им известны мои взгляды на то, как должна дальше развиваться страна.
– Стало быть, вы и политики не чуждаетесь, – сказал премьер. – Если вы лоббируете во властных структурах свои экономические интересы, то это уже политическая деятельность, но если вы лоббируете свои политические взгляды, то это политическая деятельность в самом чистом виде.
– Трудно с этим спорить, – осторожно ответил Варяг.
Они подошли к столу. Хозяин, налив себе бокал «Оджалеши», не спеша, с расстановкой произнес тост («Зa то, чтобы в России удавалось только то, что делается на благо России»), а затем так же не спеша обошел присутствующих, чокнулся и перекинулся парой слов с каждым, порекомендовав со знанием дела то или иное блюдо, и лишь после этого вернулся к Варягу. Тот первым делом пододвинул ему стул и сам уселся рядом. Премьер поблагодарил, чокнулся с Варягом, отпил глоток и сказал со вздохом:
– Какое дивное вино – его вкус напоминает молодость. – Премьер усмехнулся, помолчал, отпил еще вина и продолжал: – Я вот что хотел вам сказать, Владислав Геннадьевич… Вы как-то не похожи на человека, который занимается политикой, но для которого вся политика сводится к интригам в верхах. Такая политическая деятельность для вас мелковата. В то же время вы не производите впечатления болтуна, который еще не успел ничего сделать, а уже кричит на каждом углу о своих действиях и замыслах. В последнее время я замечаю поразительную синхронность политических настроений в разных концах России. Что бы это могло значить?
И так как Варяг выжидательно молчал, премьер продолжил:
– Есть у меня такое чувство, что некие люди – и, возможно, во главе их стоит некий лидер, – обладающие обширными возможностями в разных регионах страны, развернули политическое движение, которое постепенно набирает силу. Оно еще не вышло на свет, потому что недостаточно окрепло, чтобы впрямую побороться с властью. Люди, которые в нем участвуют, возможно, еще не сознают, что составляют единое движение. Однако в их действиях уже сейчас можно проследить единую волю. – Премьер усмехнулся. – А значит, эта единая руководящая воля существует. Она может действовать не прямо, через многие посредствующие звенья, но она есть и представлена конкретными людьми из плоти и крови.
Хозяин дачи умолк и пытливо посмотрел прямо в глаза Варягу. Тот хотел было что-то сказать, но премьер остановил его:
– Я не требую от вас никаких признаний. К тому же я вполне могу ошибаться. Но даже если мои догадки относительно вас справедливы, то я прекрасно понимаю, что вы не вправе их подтвердить. В любом случае мы должны полагаться друг на друга, поскольку придерживаемся сходных взглядов на будущее страны и на пути движения к этому будущему. С этого дня вы получите возможность связываться со мной напрямую, где бы я ни находился. Можете рассчитывать на мою помощь при решении всех тех проблем, которые мы сегодня обсуждаем. Учтите, – премьер наставительно поднял палец, – это означает, что вам через меня будет помогать множество и других людей – весьма влиятельных, умных и талантливых. Свое кресло я могу потерять в любой момент, и думаю, что скоро и в самом деле его потеряю, но вот друзья, к счастью, всегда остаются с нами. Они всегда придут на помощь. От нас требуется только одно: не опускать рук и не сдаваться.
Глава 33. Сделка
Слава Парфенов был счастлив. В самые дорогие столичные магазины он заходил как к себе домой, хозяйским взглядом окидывал красивых девушек. В самом дорогом заведении он мог себе позволить между делом выпить кружку пива, подзывая официанта неподражаемым хозяйским жестом. Вячеслав овладел столицей быстро и без особых усилий, в то время как многие другие тратили и тратят на это лучшие годы жизни. Весь секрет состоял в его умении делать правильную ставку. Для Славы тараном для проникновения в Москву, в эту неприступную крепость, послужили наркотики.
В Душанбе русская семья Парфеновых (родители-инженеры и вчерашний школьник Слава) голодала в самом буквальном смысле этого слова. Когда-то интернациональное население душанбинских новостроек, создав отряды самообороны, сумело защитить себя от банд погромщиков, состоявших из таджикской молодежи, в основном сельской. Погромщики кричали о защите ислама и родной культуры, а сами желали пограбить горожан, которых они считали богачами, попробовать их женщин, казавшихся такими красивыми, а в идеальном случае и вселиться в их дома, такие светлые и удобные. Изнеженные горожане дали, однако, такой свирепый отпор, что о погромах с тех пор никто даже и не помышлял. Однако если с насилием русскоязычному населению удалось справиться, то победить голод им не удалось. Несмотря на разгром исламистов, на дружбу с Россией и на присутствие российских войск, жить некоренному населению, и в том числе семье Парфеновых, становилось все труднее и труднее. Таджикам тоже приходилось нелегко, но они все же могли найти себе работу и не подвергались опасности в повседневной жизни. Любой начальник-таджик при наличии даже самого способного безработного русского все равно нанимал таджика – лучше представителя своего клана, а еще лучше – родственника. Таким образом, при отсутствии каких-то заметных эксцессов на национальной почве выдавливание русскоязычных продолжалось, и главным его рычагом являлся голод. Однако семья Парфеновых и уехать не имела возможности: на контейнеры для перевозки вещей в Россию денег не было, за их душанбинскую квартиру они могли выручить лишь смехотворную по российским масштабам сумму, а самое главное, конечно, состояло в том, что в России их нигде не ждали.
Слава слушал все эти разговоры, перебивался случайными заработками, которых хватало разве что на хлеб, и изнывал от безысходности, когда вдруг встретил на улице бывшего одноклассника Джафара Касимова, сына правительственного чиновника средней руки. Приятели поздоровались, поговорили об одноклассниках, причем оказалось, что уехало чуть ли не полкласса, а затем Джафар задал вопрос, которого Слава ждал и боялся:
