– Ты видел дворцы. А теперь представь, что для того, чтобы построить их, требуется не только архитектор. Требуются рабочие – в том числе разнорабочие и грязнорабочие. Чтобы заложить фундамент будущего великолепного дворца, нужно расчистить под него участок земли. Нужно снести отжившие свой срок постройки, прогнившие, уродливые. Кто-то из жильцов этих трущоб будет цепляться за старые стены, за отжившую рухлядь и ветошь. Противиться сносу. Кого-то завалит обломками. Кто-то не захочет уйти сам и останется под фундаментом. Кто-то проникнется новым генеральным планом строительства и будет помогать – в меру своего разумения. Все очень просто.
Илья улыбнулся и сказал:
– Вы хотите сказать, что старая Россия – вот такие гадкие трущобы? А мы сейчас строим дворец?
Доброжелательная улыбка на лице Семена Андреевича потухла. Он сказал:
– Действительно, что я тут перед тобой распинаюсь, объясняю элементарные вещи. В конце концов, разве ты видел старую Россию? Настоящую – неграмотную и убогую, которой иногда не хватало на хлеб? Ты, графский внук и сын белогвардейца? Ты же вырос в роскошных условиях, ты узнал про вшей только на уроках биологии!
– Тем больше удивляюсь, что вы разговариваете со мной, товарищ Лагин, а не поступите, как с отцом Дионисием.
Вот тут сотрудник ОГПУ, так склонный к просветительским беседам с молодежью, мог бы потерять терпение, но в это время в комнату вошли девочки. Роза сказала:
– Папа, отчего ты так кричишь? Ты же можешь напугать Илюшу!
– Напугаешь его…
– Дядя Семен, – подала голос Алька, – может, Илья останется у нас ночевать? А то в школу его могут не пустить, там сегодня дежурит этот… такая фамилия… Противцев… Подливцев…
– Паливцев, – уточнил Илья. – Что, разве он такой противный? По-моему, он тут тебе недавно какую-то музыкальную шкатулку поднес. Мне, кстати, в тот же день тоже поднес полную торбу подарков: два часа карцера и лишение обеда. Сдается мне, он вообще тебе симпатизирует.
– Симпатизирует… Угу! Пусть он лучше поварихе тете Глаше симпатизирует! – выставив нижнюю губу, произнесла Алька.
За прошедшие три месяца она сильно менялась: из девочки-подростка, пусть с довольно округлыми формами, превратилась, в красивую девушку – одновременно задорную и нежную, с сияющими светлыми глазами, тонкими чертами лица, точеной шеей, с хрупкой и женственной линией плеч… Она умудрялась укладывать отросшие на три-четыре сантиметра волосы так, что ее прическа не казалась мальчишеской. В ее походке скользила та грация, которую не привьешь никакими уроками танцев – изящество, упругость в движениях были врожденными. Илья глядел на девушку с плохо скрытым восхищением…
– Он останется у нас, Александра, – проговорил Семен Андреевич. – В конце концов, ты напрасно за него беспокоишься: я могу поговорить с директором, и все уладится. А что касается дисциплинарных взысканий со стороны Паливцева, так это за дело и вообще полезно. Никакой расхлябанности и самоуправства в наше время допускать нельзя. Собственно, об особенностях нашего времени мы с Ильей и говорим.
– Отнимаете хлеб у Илюшиного учителя истории, Бориса Леонидовича? – свободно спросила Алька. – Да, дядя Семен?
– Что-то вроде того… – отозвался товарищ Лагин. – Идите спать, девочки. Уже поздно.
Как только за ними закрылась дверь, Лагин произнес:
– Собственно, вот и ответы на твои вопросы. Ты видел только одну сторону медали: то, что твоя семья стала жить хуже…
– Моей семьи – нет.
– …но есть и другая сторона медали. Вот она – Алька. Не убирай глаза, я же все вижу. Ее мать была прачкой, отец – извозчиком, потом воевал в Красной Армии, был убит деникинцами. Что ей светило? Такая же беспросветная жизнь, как у родителей. Неграмотность. Буквы знать не обязательно, чтобы стирать белье… А сейчас у нее будет все по-другому. Новая жизнь, понимаешь. И путь к этой новой жизни для нее расчищаем в том числе и мы с тобой, Илья. А ты что-то гнусишь про скаутов… Да эти толстожопые обойдутся и без твоей заботы, да и не заслуживают они ее. Хотя, может быть, и не все. Вот Прутков, сын паромщика, показался мне довольно перспективным. На вот, выпей немного коньяка. Что смотришь? Наверняка доводилось уже пить всякую сивуху по подвалам и чердакам… Во-о-о-от, молодец. Ну так о чем я? Да, в общем-то, о том, что от каждого должно браться по его возможностям, а у тебя они большие. Этот налет на скаутский лагерь – как говорится, что-то вроде пробы пера. В этом налете, я считаю, окончательно сложилась ваша группа, которую я намерен вовлекать в куда более серьезную работу и впредь. О доме купца Константинова подробно говорить не буду, это была часть большого плана, который сработал, который реализован с пользой для нас и с максимальным уроном для чуждых элементов. Только в таких «горячих» делах выковывается подходящее оружие для будущей борьбы – вы, молодежь.
– Вы сами верите во все то, что говорите, Семен Андреевич? – в упор спросил Илья. – Мне казалось, что там все дело было в деньгах, не более того…
Любая реакция на это заявление не показалась бы ему неожиданной. Однако Лагин просто рассмеялся:
– А, вот что! Ты о том, что выкраденные ценности ушли налево? В конечном итоге они все равно послужили нам… Ладно. Что сейчас говорить о прошлом, если у нас есть будущее? Илья, я вижу по твоим глазам, что ты способен наделать глупостей. Не надо. Ты впишешься в новую жизнь. Если человек рожден быть лидером, он будет им. Полководцем, а не пушечным мясом. Архитектором, а не разнорабочим. Не беда, что у тебя не пролетарское происхождение, что ты корнями из того, старого, мира. Ничего. У тебя есть здравый смысл, чтобы спокойно отречься от прежней жизни и забыть ее. В конце концов, Великую французскую революцию, которая дала свободу французскому народу, делали аристократы, адвокаты… Ты – потомок аристократической фамилии, мой отец был стряпчим… А мы оказались по другую сторону баррикад. И мы будем прекрасно жить по эту сторону, если будем умными и беспощадными. Кстати, никто не сказал, что у нас будут только будни, – многозначительно усмехнулся товарищ Лагин. – Уверен, что будут и выходные, которые тоже нужно уметь проводить достойно. Есть в жизни и удовольствия, от которых не следует отказываться. Иначе жить полнокровной жизнью довольно затруднительно.
– Мне все понятно, Семен Андреевич. Вы действительно – учитель истории, – в голосе Ильи тускло звякнули нотки иронии. – Цель оправдывает средства. Только это не вы, а какой-то средневековый монах придумал. Извините, не припомню… интернатское образование вышибло его имя у меня из башки.
Товарищ Лагин выпрямился.
– Его звали Игнатий Лойола. Основатель ордена иезуитов. Но его иезуитские штучки – детские шутки на фоне того, что будет делаться на этой земле. С людьми, которые окружают нас. И нужно, Илья, чтобы мы не затерялись. Не оказались среди слабых, среди задушенных устаревшей моралью. Ты умный парень. Ленька Ипатов тоже неплох. Есть потенциал и у Рыжова. На базе вашей школы можно ковать отличные кадры.
