– Этих людей, – наконец сказал он, – убил некто, обладающий огромной физической силой. Все эти повреждения нанесены голыми руками. А вот этому типу свернули шею, как куренку. Ба! – перешел он к телу Сани Кедра, с разорванным горлом лежавшего в громадной засохшей луже крови, от которой уже покоробился пол. – Кого мы видим… М-да… Вырвали кадык. Кажется, я догадываюсь, кто среди воров может обладать такой колоссальной физической силой. Но это так, догадка, ее к делу не подошьешь.
Семен Андреевич, который за многие годы пребывания на высоких постах, кажется, отвык от совсем уж жуткой правды жизни (и особенно – смерти), поднес к лицу платок. Кто-то из экспертов иронично улыбнулся в усы…
– Понятно. Ростислав, – произнес Лагин, – боюсь, что это не последнее вот такое преступление в городе. Виден почерк. Особый почерк. Я, наверно, поеду к себе в гостиницу. А то – бессонная ночь, работа с документами…
Когда товарищ Лагин ушел, следователь Розов вздохнул с неприкрытым облегчением, а потом длинно, хитро выматерился. К нему подошел глава экспертной группы, Фомин:
– Это что за модный дядя? Не твой ли пышный тесть, о котором у нас в конторе судачат?
– Он самый.
– Представительный товарищ. Скучно ему жить, что ли? Дрых бы себе в «Ореанде», а то – пил бы на завтрак и вдыхал бы запах магнолий. Так нет, пришел жмуров четырехсуточных обнюхивать. Охота ему!..
– Значит, охота, Фома.
Эксперт пожал плечами:
– Ну, у каждого свое. Хотя вот сейчас у него было такое лицо, как будто он и за собственную задницу беспокоится. Значит, не спится ему в гостиничном номере…
– Это уж точно, – сказал Розов. – Ну, что скажешь про эту выставку?
– Работы и материала тут полно. Пальчиков сколько угодно, только успевай сверять с дактилоскопическими данными из картотеки. Думаю, немало любопытных совпадений будет. Драка тут, конечно, была убойная. Применяли и холодное оружие, и стволы. В частности, удалось обнаружить гильзы из-под «маузера», а также гильзы к пистолету системы «вальтер», а потом и само оружие. Обойма пустая.
– Какие-нибудь мысли?..
– Версии – не мое это дело. Это ваш, оперативников, хлеб.
– Мы тоже не одними версиями пробавляемся…
– В общем, тут все понятно: блатари разбираются меж собой. Сначала Льда завалили, теперь вот дополнительную чистку рядов устроили. А вот этого, – он указал на Погреба, – видел я пару раз в городе. Ошивался он там с самым наглым видом, хотя выглядел, конечно, куда как получше, чем сейчас. Это – один из громил Гаваны.
– Э-э… как там… Гатагова?
– Его самого. Только самого Гаваны тут нет. Мастодонта я тоже что-то не вижу, хотя так сломать шею вот тому вояке и лицевые кости – вот этому, наверно, только он мог. Да и с тем, у которого горло раскурочено, нужно повнимательнее поработать.
– Это Саня Кедр, – сказал Розов, – довольно известный вор, входил в окружение Мастодонта. Нисколько не удивлюсь, если узнаю, что это Большой Маст его убил. И уверен, что все это как-то связано с воровской «ответкой» за Льда. У этих блатных какое-то болезненное тяготение к крови, к бессмысленному ее пролитию. Где можно обойтись внушением – там будет труп, где обойдешься одной жертвой – громоздят гору трупов. Ну вот как здесь. А мы разгребай.
– Не боись, Слава, второе такое дельце на тебя точно не повесят. Многовато для одного-то.
– Да… – начал было Розов, внимательно разглядывая что-то на полу возле залитого кровью дивана, а потом присел на корточки и, проведя рукой по полу, аккуратно поднял серебряный перстень. – Вот так штука!
– Это что такое? – осторожно осведомился Фомин. – Ух… старинный. Красота! Ворованный, верно, – закончил догадливый эксперт.
– Да ты знаешь, интересная вещь получается… – начал было Ростислав Ростиславович, но осекся.
«Перстень этот по описанию удивительно походит на тот, что сняли с руки покойного Льда, а вот описание вещицы, принадлежащей Льду, сливал мне другой покойничек – вор Сулима, который в такой непринужденной позе разлагается сейчас вон там, у порога», – мог бы сказать Розов, но, понятно, воздержался от такого пространного и откровенного комментария.
– А что ты там хотел сказать? – спросил Фомин.
– Да ты знаешь, есть одна мыслишка… Но я сначала обмозгую, а то в последнее время у нас в городе все больше сначала делают, а потом думают: дескать, что за черт?.. – пробормотал следователь Розов. – Работаем, ребята, работаем!
4
Мастодонт был слишком крупной фигурой, чтобы после всего происшедшего суметь надолго залечь на дно именно в маленькой Ялте. Нет, конечно же, ему нужно было нырнуть в омут поглубже. В большой, со множеством нор и мутных водоворотов. Куда просто побоятся заглянуть. Москва, по мысли Большого Маста, идеально подходила под определение такого города-омута. Но до Москвы еще нужно было добраться, а Мастодонт понимал, что он – основной подозреваемый в деле о побоище на этой злополучной квартире. Равно как понимал, что угро без труда вычислит, что он, именно он, вор Мастодонт, отлеживался на той хазе и не был застигнут врасплох неожиданными визитерами. А ведь есть еще и Гавана, который остался жив… Мстительный осетин Гатагов, конечно, теперь не успокоится до гроба, пока не найдет Большого Маста и не всадит ему нож в бок.
Но ни о какой поездке в Москву не могло идти и речи, пока он не залатает раны. Особенно беспокоил его поврежденный Гаваной глаз, уже успевший заплыть гноем. Он страшно болел. По понятным причинам Большой Маст обратиться в больницу не мог. Джага, который при необходимости мог отлично оказать медицинскую помощь, был мертв. Был еще Ваня Бахча, который удачно проспал все бойню, будучи смертельно пьяным, а потом Мастодонт вытащил его из дома и бросил под какой-то камень, чтобы тот и понятия не имел о своем недавнем везении… Но где сейчас искать того Бахчу?
– Лепила, – бормотал Большой Маст, – нужен лепила… Подлатать бы меня немного…
В этот, мягко говоря, непростой момент жизни вор почувствовал, что он остался совершенно один в чужом городе, куда с достоинством приехал по разбору о деле Льда. И вот теперь он сидит в холодном и липком поту в какой-то хибаре за городской чертой – голодный, с украденной где-то бутылью мутной чачи, которую использует не столько по прямому назначению, сколько как антисептическое средство.
– Подохну, – бормотал Большой Маст, – уж лучше на зону, чем вот здесь захлебнуться в собственном гное…
Но мысль о том, чтобы сдаться самому, претила Мастодонту. Сдаться этим беспонтовым фраерам из Ялтинского угро, козлам, которые не способны обуздать беспредельщиков?.. Маст сам не уследил, как эти праведные мысли зазвучали в его мозгу, как будто он сам был сторонним наблюдателем, более того – напуганным обывателем, который не хотел, чтобы улицы его города захлестнул бандитский беспредел.
– Нет, – пробормотал Большой Маст, – есть еще куда приткнуться… Не зря ж я этому обсоску жизнь спасал на пересылке, а потом помог прислониться к нормальной жизни на гнилой этой воле…
