– Ну, про товарища Берию ты лучше – поаккуратнее, – спокойно сказал Розов. – А то я через тестя близок к небесам, так что будет откуда падать, и будет ведь больно. Я хотел бы сказать…
Что все-таки хотел сказать следователь Розов, осталось неизвестным, потому что зазвонил телефон, и Ростислав Ростиславович схватил трубку с той энергией, с какой голодный тигр хватает брошенный ему кусок мяса:
– Да!
В трубке коротко брякнул голос:
– Сегодня, поезд Симферополь – Москва. Он уезжает. Не упустите.
– Кто уезжает? – заорал Розов. – Куда уезжает? В Москву? Кто это говорит?.. Кто – это – го….
В трубке несколько мгновений продержалась хрупкая тишина, а потом полились короткие гудки. Следователь Розов выдохнул:
– Ну вот!.. Только помянули, и пожалуйста!..
– Кто звонил?
– А черт его знает! Сдается мне, из этой кодлы, которая вертит нами, как пацан дохлой кошкой… Во сколько уходит поезд Симферополь – Москва? Или их несколько?
– Один раз в день. Кажется, в пятнадцать тридцать.
– Через пятнадцать минут… Надо звонить в Симферопольское управление!
– А кто уезжает?
– Черт, дьявол!.. – заорал Розов, совершенно теряя контроль над собой. Давненько его не видел таким эксперт Фомин.
…Уезжал Мастодонт. Он сам удивился, что вышел из дома Лаши Гогоберидзе не только живым, но и почти здоровым, преобразившимся. За две недели, прошедшие с момента чистки его организма «доктором» Снежиным, он скинул едва ли не тридцать килограммов, похудел; ушла его хваленая залихватская походка – на нее банально не хватало сил. Родная мать, гречанка Мастриди, наверно, не признала бы Мастодонта в этом высоком и сутулом, опирающемся на палочку человеке в очках и шляпе. В сером пиджаке. В сапогах. Одетом безо всякого шика. Вялом. С повисшими щеками и с медленными, как у серьезно переболевшего человека, затухающими движениями.
Очки присоветовал Мастодонту Лед.
– Поезжай, – выговорил он.
– А что это ты вдруг такой добрый? – напоследок спросил уже не очень Большой Маст. – Не добил, а, напротив, выходил?
– Ты себя сам добьешь, – серьезно ответил Лед. – Своей жизнью. Прощай, Юра.
– Прощай, Илья, – тихо ответил вор в законе.
Он сел в купе за полчаса до отправления поезда. Еще никого не было, и Мастодонт, положив на полку свой немудреный скарб, стал смотреть в окно. Заглянул проводник, тут же ушел. Потом вошел попутчик. Мастодонт даже не взглянул на него, а попутчик весело сказал:
– Хорошая компания! До Москвы?
Мастодонт не ответил. Он даже не повернул головы.
– Значит, не до Москвы, – сказал попутчик совершенно иным голосом и, вдруг упав на сиденье рядом с Мастом и обняв его за плечи левой рукой, правой аккуратно всадил в печень длинный нож. – Не до Москвы, – повторил он, – тут останешься…
Мастодонт повернул голову и увидел длинное, смуглое, исхудавшее, заросшее щетиной лицо Джебраила Гатагова. Гавана улыбался. Ничто не удивило Большого Маста ни в этой улыбке, ни в появлении Гаваны в этом купе. Мастодонт просто спросил ровным голосом:
– Кто навел?
– Да какие-то суки, – хрипло сказал Гатагов. – Наверняка из твоих бывших. Подошел какой-то маленький человек и сказал, что ты уезжаешь на таком-то поезде, в таком-то вагоне, в таком-то купе, в такое-то время. Дескать, в Москву, и больше не вернешься. Когда я резонно поинтересовался у этого клоуна, кто он таков и почему в курсе, мне сзади двинули по башке. Аккуратно так, со знанием дела.
– А-а, маленький человек? – слабеющим голосом выговорил Мастодонт, и все поплыло у него перед глазами. – Очень интересная личность… Это… это он тогда… на серпантине… завалил… это человек… Льда…
Гавана подскочил как ужаленный.
– Что-о-о-о? – закричал он. – Это он завалил на серпантине Льда? Откуда ты знаешь? Откуда? Подожди! Не надо! В ад ты еще успеешь!.. Не…
Мастодонт смотрел на него обессмыслившимися, стекленеющими глазами и оседал по стене. В тот самый момент, когда он говорил про «ад» и про «успеешь», Большой Маст умер. Гавана знал, как и куда наносить удар…
На вопли Гаваны в купе заглянул проводник и остолбенел при виде Мастодонта, на светлом пиджаке которого расплывалось огромное кровавое пятно. Он охнул, и тотчас же Гавана, выдернув нож из тела Большого Маста, попытался было дотянуться и до случайного свидетеля. К счастью для себя, проводник оказался проворным. Он отделался неглубоко пропоротым плечом и, вереща, помчался по вагону. Гавана вылетел вслед за ним и, отбросив окровавленный нож, опрометью бросился к тамбуру. Он выскочил из вагона, расталкивая пассажиров с баулами, сумками, саквояжами, и уже на перроне натолкнулся на двух вооруженных милиционеров. Гатагов оскалил зубы. С кончиков его пальцев капала кровь Мастодонта. Что-то первородно-дикое было в этом небритом, окровавленном, весело скалящемся человеке. Что-то первобытное и страшное. Он только успел чуть присесть, как для прыжка, как сотрудник угро вырвал из кобуры пистолет и дважды выстрелил ему в сердце.
6. Москва, месяц спустя
– Здравия желаю, товарищ майор!
– Уже подполковник… Кто это говорит?
– С очередным, товарищ подполковник! Это Каледин.
– Илюха? Ты в Москве? Ну, порадовал! А я наводил справки – тебя вроде посадили…
– Было дело. Треху впаяли.
– За что?
– Ну, было бы за что, двадцать пять дали бы. А так – отсидел, и на свободу с чистой совестью.
– Вот и отлично. Заходи ко мне! Кстати… а откуда ты знаешь мой телефон?
– Ну как же, в прошлом году в Калуге случайно столкнулись, разве не помнишь? Ты тогда еще спешил, времени только парой фраз перекинуться было.
– Ну да, помню, конечно… Да. Молодец, что позвонил. Если что, и остановишься, может?
– Я подумаю. А что, не боязно уголовников на постой пускать? Что скажут соседи, если что?
– Мои соседи по квартире, – отчетливо сказал подполковник Санаев, – тыловые крысы и шкуры. Меня их мнение не интересует. А своего боевого товарища, пусть он хоть трижды судимый, я всегда рад видеть. Ты откуда звонишь?
– Да с Киевского вокзала пока. Я не один, со мной двое друзей.
– Друзей? – переспросил бывший командир Каледина. В его голосе прозвучало что-то вроде подозрения, но он тут же отбросил это постыдное сомнение: – Ну конечно! И друзей приму.
– А говоришь, не боишься вписывать уголовников, Васильич, – усмехнулся Лед. – Да ладно, одного ты знаешь, подполковник, – Ванька Снежин, снайпер из твоей роты.
– А-а, Сугроб? – обрадовался Санаев. – Рад, рад буду повидать курилку! Чем он сейчас занят? Не с нар, надеюсь?
