Так прошел еще год. Потом еще один.
А потом что-то пошло не так.
* * *
– Почему мне никто ничего не сказал? – кричала Вера Леонидовна. – Как вы могли скрывать от меня, что ребенок болеет?
– Мам, ну мы не хотели тебя волновать, – оправдывалась Татьяна. – Все детки болеют, если ходят в ясли и садик, там же без конца простуды и инфекции.
– Да, все маленькие дети болеют, но не так часто и так подолгу, как Алиса! Ты же с больничного не вылезала все это время! Почему никто мне не сказал?
– Не кричи, пожалуйста. Что толку, если бы тебе сказали? Что ты могла бы сделать? Ни прилететь, ни приехать. Только сидела бы там у себя и нервничала, здоровье тратила.
Правда открылась случайно. Был день рождения Танюшки, и Вера Леонидовна, вопреки обыкновению, позвонила дочери на работу, чтобы поздравить. Начальство у инженера Орловой было строгим, телефонных разговоров на личные темы не одобряло, а единственный на все КБ аппарат стоял непосредственно на столе у руководителя, так что и захочешь нарушить запрет – не сможешь. Зная об этом, Вера раньше звонила только домой.
– А Татьяна Геннадьевна на больничном, – сообщил Вере сухой мужской голос. – У нее ребенок болеет, как всегда.
Это короткое и недовольное «как всегда» ошарашило Веру. Она долго смотрела на зажатую в руке трубку, не понимая, что происходит. Потом позвонила Орловым, застала дома Александра Ивановича и приперла его к стенке требовательными вопросами.
– Мы решили ничего тебе не говорить, – сказал Орлов, – потому что помочь ты все равно ничем не можешь, а переживания никому не на пользу. Танюшка очень просила тебя поберечь, она так радовалась, что ты счастлива, и боялась все испортить.
– Но диагноз-то поставили? Что с ребенком?
– Да нет никакого диагноза, Верочка. Просто слабенькая девочка, все время простужается, любую инфекцию ловит и болеет подолгу, вот и все.
Вера отказывалась верить услышанному. Позвонила дочери домой. Потом, дождавшись, когда в Москве наступит вечер, поговорила с Людмилой Анатольевной. Дотошно выспросила, каким врачам показывали Алису и что эти врачи говорили. Люся повторила то же самое: никакого заболевания нет, просто слабый ребенок.
Но этого не может быть! Этого просто не может быть! Ведь вероятность была такой маленькой, всего один случай на сорок тысяч! Это же мизер! Это ничто! Ну почему, почему это должно было случиться именно с ее внучкой, единственной на сорок тысяч рожденных младенцев?
А может быть, все не так страшно, и дело именно в том, что ребенок слабенький? Сколько кругом примеров, когда ослабленные, часто болеющие детки превращались в здоровых взрослых и даже в олимпийских чемпионов…
Вера Леонидовна хорошо помнила старенькую Зинаиду Рафаиловну – участкового педиатра, лечившего Танюшку в раннем детстве. Однажды пришедшая на вызов доктор (у Танюшки была тяжелая ангина) приняла предложение Веры попить чайку: вызов к Потаповым был последним в тот день. За столом сказала:
– А давайте-ка, Верочка, коль уж мы с вами все равно сидим без дела, я соберу подробный анамнез на вашу девочку.
И начала задавать вопросы. Не только о Танюшке, о течении беременности и протекании родов, о самой Вере и ее муже, но и об их родителях, бабушках и дедушках, дядьях и тетках. Вера добросовестно вспоминала все, что знала из рассказов мамы, папы, бабушки Рахили и Сонечки, папиной младшей сестры. О семье Геннадия она знала, разумеется, куда меньше, но тоже что-то смогла рассказать. Услышав, что у отца Веры в роду были случаи детской и подростковой смертности «непонятно от чего», при этом у умерших детей были большие животики или кровотечения, внимательно посмотрела на Веру поверх сдвинутых к кончику носа очков для чтения.
– Верочка, в вас есть еврейская кровь?
– Да, – растерялась Вера, которая к тому времени уже давно носила фамилию «Потапова». – Как вы узнали?
– Я не узнала, просто спросила на всякий случай. Так вы еврейка или полукровка?
– Мой папа еврей, а мама русская.
– Я обязана вас предупредить: очень похоже, что в вашем роду по линии отца есть носители болезни Гоше. Я ничего не утверждаю, но считаю, что о такой опасности вы должны знать.
Вера помертвела. Со слов Зинаиды Рафаиловны выходило, что если Танюшка, когда вырастет, выйдет замуж за еврея, то вероятность, что у нее родится ребенок с болезнью Гоше, будет составлять примерно 1:450, а если за нееврея – то 1:40 000.
– Цифры разнятся, – продолжала говорить педиатр, – у одних исследователей написано, что среди евреев эта болезнь встречается в пропорции «один на девятьсот пятьдесят», у других – что среди неевреев она диагностируется в одном случае на сто тысяч. Но в любом случае вывод очевиден: среди евреев заболевание встречается примерно в сто раз чаще, чем среди других народностей.
Увидев, что Вера побелела, доктор ласково похлопала ее по руке.
– Не отчаивайтесь раньше времени, Верочка, ваша девочка здоровенькая и совсем непохоже, что она больна. Хотя и к этому вы тоже должны быть готовы, потому что болезнь может начать проявляться в любом возрасте, а может протекать и вовсе бессимптомно и не доставлять никаких неудобств. А вот являетесь ли вы или Танечка носителем гена Гоше – мы с вами не знаем. Вероятность – пятьдесят на пятьдесят. Либо да, либо нет. Если «да» и если будущий избранник вашей Танечки тоже окажется носителем, то все равно вероятность рождения больного ребенка будет только двадцать пять процентов. Вероятность того, что ребеночек будет носителем Гоше, конечно, выше, пятьдесят процентов, но больным он не будет.
Далее старенькая врач объяснила, в чем суть заболевания и как оно может проявляться.
– Это лечится? – спросила Вера упавшим голосом.
Зинаида Рафаиловна опустила глаза.
– У меня в семье были больные Гоше, – проговорила она медленно. – Мои родные брат и сестра умерли, не дожив до десяти лет. Именно поэтому я прочитала все, что оказалось доступным, об этой болезни. На сегодняшний день болезнь неизлечима. Но, как я уже сказала, она совсем не обязательно ведет к ранней смерти. Человек с болезнью Гоше может жить долго и счастливо, зачастую даже не зная о том, что болен.
– Но может – не долго и не счастливо? – уточнила Вера.
– Может, – кивнула педиатр. – Поэтому просто имейте в виду: вашей девочке больше подойдет муж, в котором нет еврейской крови.
В течение нескольких лет после этого разговора Вера с замиранием сердца присматривалась к дочери: не ухудшился ли аппетит, нормально ли она растет, не болеет ли чаще других детей, не меняется ли пигментация кожи, в особенности вокруг глаз, не увеличен ли животик – Зинаида Рафаиловна говорила о таком часто встречающемся симптоме, как значительное увеличение размеров селезенки или печени. Каждый раз, когда Танюшке приходилось сдавать анализ крови, Вера не выходила из кабинета терапевта до тех пор, пока ей не оглашали показатели тромбоцитов и лейкоцитов.
