– Что-то взгляд у тебя у тебя больно уж живой. Давно вылупился?
– Простите, сэр? – не понял Хьюстон, потом сообразил, о чем речь. – Дней десять назад, сэр.
– Понятно. В боях, полагаю, не участвовал?
– Еще не успел, сэр.
Тот сложил губы трубочкой и поскреб пятерней затылок.
– Казармы в здании напротив, номер твоей койки соответствует последним трем цифрам твоего личного номера. Столовая и сортир там же, сам не найдешь – спросишь кого-нибудь. Сбор завтра в шесть. Выступаем в восемь. Советую отдохнуть, как следует. Вопросы?
– Вопросов нет. Сэр.
Командир тут же потерял былой интерес к солдату, снова уткнувшись в бумаги. Хьюстон вышел, не став спрашивать разрешения идти.
Пошел мелкий дождь, придав асфальтовому покрытию блеска, а стоявшим на нем солдатам еще большего уныния. Хьюстон пересек обширный плац и вошел в большое двухэтажное строение. Там он без труда нашел свою койку, столовую и «сортир». Немногочисленные обитатели казарм бесцельно валялись на кроватях, некоторые таращились в транслятор новостей, кто-то просто сидел, уставившись в невидимую точку перед собой. Все без исключения отличались полной пассивностью, равнодушием и безразличием на лицах. По своей «интенсивности» жизнь в казарме текла со скоростью приемлемой лишь для какой-нибудь психиатрической лечебницы. Даже не верилось, что все эти люди будут завтра штурмовать улицы эхирского города.
Хьюстон тоже завалился на койку.
Впереди целый день, который сегодня покажется бесконечным, а завтра будет вспоминаться как пролетевшее мгновение. Спустя четверть часа Хэнс уже сидел в комнате для брифингов и изучал тонкости завтрашней операции. В конце концов, от этого могла зависеть его жизнь.
– Бегом, бегом! – командир хлопнул пробегавшего мимо Хэнса по плечу.
Конечно, можно было прибавить шагу, но впереди Хьюстона спешили на погрузку еще не меньше тысячи солдат. Все они должны разместиться в десятке транспортных кораблей, висевших над площадкой и выжигающих и без того скудную атмосферу реактивными струями.
– Все, этот полный, – остановил Хэнса какой-то офицер в летной форме.
– Давай в следующий!
Пришлось слегка сменить направление. Транспорт взмыл в воздух, оставив после себя легкое оптическое искажение. Хьюстон пробежал дальше и запрыгнул в готовящийся к взлету следующий корабль. Он уселся в жесткое кресло, опустив перед собой некое устройство, заменяющее собой поручень и ремень безопасности одновременно. Оружие, болтавшееся все это время за спиной, сейчас создавало неудобство, и Хэнс, сняв его, положил перед собой на колени. Солдат, усевшийся напротив, повторил его действия.
Судно быстро заполнялось пехотинцами. Спустя несколько минут, появился командир и, закрыв борт, уселся сразу возле люка. В салоне, отсеченном от внешнего мира, стало заметно тише, шум двигателей уже не так давил на слух, да и солдаты заметно поумолкли.
Хьюстон почувствовал, как корабль оторвался от земли и начал разворачиваться. Минут через двадцать полета в миниатюрном динамике, вставленном в ухо, что-то щелкнуло. Появилась связь.
– Итак, – проговорил командир в голове Хэнса. – Это прямая радиосвязь, я слышу всех вас, вы слышите меня. Поэтому большая просьба, сосредоточиться на операции, не засирать эфир пустой болтовней!
Хэнс повернул голову в его сторону, тогда как остальные пассажиры никак не среагировали на последнюю реплику. Командир, привыкший работать с «оловянными солдатиками», заметил это и вперился взглядом в Хьюстона. Ему не нравился этот пехотинец. Он не был похож на рядового клона, создавалось впечатление, что это обычный человек. Слишком уж выделялись эмоции на его лице.
Хэнс решил, что будет лучше, если он просто будет смотреть прямо перед собой.
Нехорошее предчувствие не покидало его с того самого времени, как его отправили в военный лагерь. Слова ученого никак не выходили из головы. Если верить им, то получается, что генералы отправляют репликантов на смерть тысячами, и Хьюстон теперь один из них. Жизнь сделала очень резкий поворот, от которого он все никак не мог оправиться. Буквально несколько дней назад он был сержантом и считал, что война – это его призвание. И вдруг, его отделяют от этого времени более чем три года и собственная смерть. От осознания этого становилось не по себе. С другой стороны, Ричард был далек от военных действий, и все это кровопролитие он видел сквозь призму собственных страхов и угрызений совести, завязанных на том, что он занят неугодным богу делом.
«Обычная вылазка, обычная зачистка, кто-то погибнет, кто-то уцелеет. Обычные военные действия. Война – одним словом», – старался себя успокоить Хэнс, правда, безуспешно.
Какое-то время летели молча. Хьюстон думал о жизни, о переменах, которые в ней произошли. Все прошлое было похоже на ускользающий сон, когда общая картина сохраняется, но подробности постепенно исчезают из памяти и всплывают потом лишь в качестве дежа-вю.
Кем он был? О чем он мечтал тогда? Какие планы строил? Все это уходило безвозвратно. Хэнс Хьюстон умирал. Умирал вместе с воспоминаниями. Его место занимал кто-то другой.
Хьюстон не мог себя идентифицировать, не мог заглянуть в себя, не мог сосредоточиться на происходящем. Он понимал, что его уже нет. Его разум и тело были восстановлены, но что за личность «сидела» в этом теле, он не мог определить.
– Мы штурмуем последнее эхирское поселение на этом острове, – снова заговорил командир. – Город перенес не одну бомбардировку, но выкурить оставшихся бледнокожих из руин тяжелой артиллерии не под силу. Кроме того, эхиры запустили генератор помех, мешающий наведению орудий орбитальных крейсеров, что позволяет им безнаказанно размещать среди развалин зенитные установки и сбивать наши челноки. Наша задача – зачистить город и вырубить этот глушитель. Я не исключаю того, что радиосвязь в городе будет перехватываться, или даже вообще станет невозможна. Но каждый из вас имеет специальную подготовку и знает, что делать.
Хьюстон не знал, что делать. Он не был специально подготовлен. Его просто вырвали из прошлой жизни и поместили в это время без каких-либо объяснений. Скорее всего, он станет тем «пушечным мясом», о котором говорил ученый. Чтобы выжить, нужно стряхнуть с себя это оцепенение, перестать думать и сожалеть о прошлом. Нужно научиться убивать и не бояться смерти, ни своей, ни чужой.
Хэнс вспомнил то состояние, когда остался один на «Дамодаре», как возненавидел Паркера и как мечтал вцепиться в его горло и спросить: «Что он чувствует при этом?». Теперь Гаррет генерал и до него уже не добраться…
Транспорт качнуло. Стали слышны хлопки за бортом и шум двигателей других кораблей.
– Подходим как можно ближе к границе города и высаживаемся, – подал голос командир. – Присоединяемся к цепочке впереди идущих отрядов, вместе с ними проникаем в город.
В этот момент зенитный огонь вспорол брюхо челнока. Салон наполнился гарью и криками раненых. Завыла сирена. В следующий миг часть борта превратилась в труху и вывалилась наружу. Уши мгновенно заложило. Несколько осколков впились в тело Хэнса, заставив его выскочить из кресла. Корпус накренился. Челнок начал заваливаться. Пробоина оказалась внизу. В нее посыпались незакрепленные предметы, сорванные сиденья и тела солдат. Хьюстон вцепился в кусок решетки, вывороченной из пола. Ветер свистел в ушах, глаза забило пылью. В последний момент Хэнс увидел землю, проносящуюся мимо челнока и, решив, что падать не так уж высоко, разжал руки.
