Викентий Павлович вскрикнул, как будто ему причинили физическую боль, и бросился поднимать рамочку.
Надежда быстро перегнулась через его стол и выдвинула верхний ящик – тот самый, на который хозяин кабинета покосился при появлении подозрительного посетителя.
В ящике лежал небольшой пакет. Надежда молниеносно вытряхнула его содержимое на стол.
Там оказались две или три бронзовые статуэтки, серебряная табакерка и красивый медальон. Ларчика, о котором говорила Вера, среди этих трофеев не было.
– Что вы себе позволяете?! – завизжал Викентий Павлович и коршуном кинулся на кучку безделушек.
– Это вы мне? – насмешливо проговорила Надежда. – Ну что, давайте вызовем полицию и поговорим об этих безделушках в вашем столе и о представителе клининговой компании… он ведь за ними пришел, я не ошибаюсь?
– Ошибаетесь! – заверещал Викентий Павлович. – Это злостная клевета и инсинуации! Эти предметы – моя личная собственность… вы не имеете права…
– Личная собственность? – Надежда перевернула одну из статуэток – маленького музыканта со скрипкой в руках – и увидела приклеенную к нему снизу этикетку с инвентарным номером. – Если это личная собственность, откуда на ней номер?
Заместитель директора скис, даже удивительным образом стал меньше ростом, но все же не сдавался:
– Эти экспонаты я отложил, чтобы передать их в реставрацию…
– Знаю я, какая это реставрация! – гремела Надежда, развивая успех. – Все эти вещички в отличном состоянии!
– Кто вы такая, чтобы судить о состоянии произведений искусства?!
– Я – представитель прессы, а вот вы – жулик и аферист! И вообще, вы путаетесь в показаниях! То это ваша личная собственность, то – экспонаты для реставрации…
– Клевета! Злостная клевета!
– Повторяетесь, уважаемый! И вообще, давайте уже вызовем полицию, и пускай они разбираются с вашими делишками!
– У меня большие связи…
– Никакие связи вам не помогут! И потом, вы что, думаете, Валерия Львовна станет вас защищать? Когда она узнает, что вы устраиваете за ее спиной, она сдаст вас со всеми потрохами! Она не захочет марать свою репутацию! Это может стать резонансным делом, а вы знаете, что бывает в таких случаях!
Викентий Павлович побледнел как полотно. Вскочил из-за стола, подбежал к двери, приоткрыл ее, выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, снова плотно закрыл дверь и вернулся за стол. Затем понизил голос и спросил Надежду:
– Чего вы хотите? Скажите прямо – сколько?
– Это что – вы мне взятку предлагаете?! – возмущенно воскликнула Надежда. – Да вы знаете, как с этим сейчас строго?! За это вам грозит уже серьезный срок!
– Да что вы… – залепетал Викентий Павлович. – Вы меня не так поняли… я вовсе не то имел в виду…
– Знаю я, что вы имели в виду! Жулик! Ворюга! Аферист! По тебе плачет тюремная камера! Она гораздо больше подойдет тебе, чем этот кабинет!
– Не надо! – Заместитель директора, кажется, готов был зарыдать. – Я не вынесу заключения!
– Раньше надо было думать!
– Дайте мне еще один шанс…
– Шанс? – Надежда взглянула на заместителя директора задумчиво. – Еще один шанс? Последний?
– Самый последний! – воскликнул тот, и в его глазах затеплилась надежда.
– Ладно, так и быть, я дам вам последний шанс. Только вы должны сделать выводы из нашего разговора…
– Я сделаю, сделаю!
– Больше никакого воровства!
– Я клянусь!
– Все это, – Надежда обвела взглядом экспонаты на столе, – все это немедленно вернуть на место!
– Обязательно, сегодня же!
– И имейте в виду – если вы снова возьметесь за старое, я об этом тут же узнаю. У меня всюду есть свои люди! И еще одно… – Надежда перегнулась через стол и проговорила, снова перейдя на «ты» и прибавив в голос металла: – Признавайся, старый прохиндей, куда дел ларчик, инвентарный номер двадцать четыре – шестьдесят семь?
– Какой номер? – удивленно переспросил Викентий Павлович, вжавшись в спинку кресла и глядя на Надежду, как кролик глядит на голодного удава.
– Ты прекрасно слышал, какой! – рявкнула Надежда. – Но так и быть, могу повторить! Серебряный ларчик номер двадцать четыре – шестьдесят семь, который стоял в шкафу с коллекцией раритетов!
– Почему… почему вас интересует именно этот ларец? – удивленно переспросил Викентий Павлович.
– А вот это тебя не касается! – отрезала Надежда. – Признавайся – уже продал?
– Продал. – Заместитель директора опустил глаза. – Только вчера…
– Кому продал, аферист?
– Антону… Антону Ивановичу…
– Ах, этому специалисту по уборке? – язвительно проговорила Надежда.
– Ему… – горестно выдохнул Викентий Павлович.
– Будем надеяться, что вы сказали мне правду, – отчеканила Надежда. – Всю правду и ничего, кроме правды!
– Клянусь! – дрожащим голосом повторил заместитель директора. – Клянусь самым дорогим – здоровьем моего Артурчика… – Он взглянул на фотографию йоркширского терьера.
– Это серьезно! – проговорила Надежда Николаевна. – Ладно, живите пока, но помните, о чем мы с вами сегодня говорили! Помните, что вы мне обещали!
Она встала и неторопливо направилась к выходу.
Викентий Павлович тоже вскочил из-за стола и просеменил к двери, открыл ее перед Надеждой и забормотал униженным голосом:
– Спасибо… спасибо вам большое… вы были так добры… я этого никогда не забуду…
– Надеюсь!
Надежда Николаевна решительными шагами покинула музей, вышла на улицу и огляделась.
На улице было солнечно, особенно после затхлой атмосферы музея. На другой стороне стояли столики летнего кафе.
Надежда села за свободный столик, заказала чашку кофе и, прикрывшись меню, стала наблюдать за входом в музей.
Очень скоро перед музеем возник тот самый сорокалетний тип с неопрятными длинными волосами, который совсем недавно заходил в кабинет Викентия Павловича под видом представителя клининговой компании. Оглядевшись по сторонам, он вошел в музей.
Однако не прошло и пяти минут, как он вышел оттуда. Точнее, не вышел, а вылетел, как пробка из бутылки шампанского. Лицо у него было крайне недовольное и озабоченное, он снова огляделся по сторонам, что-то пробормотал себе под нос, быстро прошел квартал и сел в маленькую невзрачную машину.
Надежда с сожалением взглянула на недопитый кофе, положила на стол деньги, выскочила из-за стола и замахала рукой проезжающим машинам.
Очень скоро рядом с ней остановился красный «фольксваген», за рулем которого сидел долговязый парень в драных джинсах, с разноцветными дредами на голове.
