– Я не вижу ничего страшного, – сказал он, – все как было, нет ни положительной, ни отрицательной динамики.
– Да ведь она… – Вера хотела сказать, что тетя пришла в себя и говорила с ней совершенно разумно, но прикусила язык.
Велела же тетя ей быть осторожной! И не трепаться кому ни попадя. И беречь ларец. А Вера его не уберегла. А тетя из-за него может жизни лишиться…
– Слушайте, ну это же форменное безобразие! – заговорила Вера. – Что у вас творится? Пускают в реанимацию разных-всяких…
Врач посмотрел на нее очень выразительно – дескать, хочешь жаловаться – да ради бога. Только медсестра ни в чем не сознается и он тоже ничего не подтвердит. Охота была связываться…
Вера поняла, что в данном случае он совершенно прав – у нее нет ни сил, ни желания устраивать скандал, тем более что ничего она этим не добьется.
– Я отправлю содержимое капельницы в лабораторию, – сказал врач, – на всякий случай.
«И на том спасибо», – подумала Вера.
Договорились, что она приедет завтра с утра, привезет тетины документы и необходимые вещи. Хотя вещей-то как раз не надо, раз тетя без сознания.
В маршрутке Вера решала сложную задачу – говорить или нет обо всем Надежде Николаевне. В конце концов, тетя велела ей молчать. Но с другой стороны, Надежда и так уже в курсе этой истории. И без нее Вера не справится, ведь обязательно нужно добыть этот ларец. Ради тети, ведь она сказала, что это очень важно.
Вера набрала номер Надежды. Никто не ответил. Тогда она написала коротенькое сообщение, чтобы Надежда позвонила ей, как только сможет, что вопрос нужно решить как можно быстрее. Она понадеялась, что смышленая Надежда Николаевна догадается, что вопрос касается серебряного ларца, который необходимо вернуть во что бы то ни стало.
До конца рабочего дня оставался всего час, но и этот час Геннадий доработал с трудом: от волнения его сердце стучало, как заяц в барабан, руки дрожали и потели сильнее обычного. К тому же новые ботинки немилосердно жали.
Весь этот час Геннадий разрывался между мечтами и опасениями. Мечтал он о том, как продаст заветный ларец за огромные деньги, и жизнь его волшебным образом переменится. Он больше не будет стоять за прилавком в душном и сыром подвальном магазинчике, не будет выслушивать нотации Бармаглота, не будет выпрашивать у него грошовую премию, не будет уговаривать унылых служащих и скупых домохозяек купить никудышную фарфоровую статуэтку или облезлую китайскую шкатулку из папье-маше, уверяя их, что это – произведение искусства. Не будет экономить каждую копейку, не будет обедать черствыми бутербродами с безвкусным сыром и резиновой колбасой, не будет ходить в неудобных подростковых сандалетах. И обувь будет покупать в самых дорогих магазинах, а может быть, даже заказывать в маленькой итальянской мастерской, которая работает уже лет пятьсот, недавно Геннадий прочитал о ней в журнале.
Больше того, он не будет каждое утро с тоской смотреть на низкое и сырое северное небо, гадая, разразится ли оно тоскливым бесконечным дождем… Нет, он уедет в теплые края, на какой-нибудь тропический остров, где будет ласково шумящий прибой, перистые пальмы и приветливые, доступные смуглые девушки… При мысли о такой сказочной перемене Геннадию захотелось танцевать, и он даже сделал несколько танцевальных шагов, выйдя из-за прилавка.
Правда, тут же на место мечтаний ворвались опасения. Больше чем опасения – страх. Что будет, если Бармаглот узнает о его афере? Что будет, если он поймает Геннадия с поличным? Об этом не хотелось даже думать. Геннадий знал, что хозяин безжалостен и крут на расправу. У него есть грузчик Витя с его пудовыми кулаками, а есть и более опасные люди, которые готовы сделать по приказу Бармаглота все что угодно… То есть человек, который обманул или подставил Бармаглота, может просто исчезнуть. И никто никогда его не найдет.
При мысли о таком ужасном повороте дела Геннадий задрожал, как последний осиновый лист на холодном осеннем ветру, и спрятался под прилавок. Что делать? Что делать? Вернуть серебряный ларец на место, пока не поздно? Пока никто не заметил его пропажу? Но тогда ему придется еще долгие, бесконечно долгие годы торчать в этом магазине… питаться бутербродами и выслушивать бесконечные нотации хозяина… тогда не будет теплого моря, южного солнца и ласковых девушек…
Нет, решено! Кто не рискует, тот не пьет шампанского! И Геннадий снова ожил.
К счастью, в магазин до конца рабочего дня никто не заходил, и некому было заметить странное поведение продавца и резкие перепады его настроения.
Наконец рабочий день кончился. Геннадий запер дверь, передал ключи ночному сторожу и вышел на улицу. В одной руке у него была сумка, в другой – пакет с мусором, в котором, среди прочего, лежали старые ботинки. Дойдя до ближайшего мусорного контейнера, он выбросил в него пакет с мусором и прибавил шагу.
Простившись с Верой Ведерниковой, Надежда Николаевна решила еще несколько минут посидеть в кафе, чтобы не торопясь обдумать сложившуюся ситуацию.
Однако долго думать ей не пришлось. Прошло всего несколько минут, и из полуподвальной двери, за которой находился магазин Бармаглота, выскочили те же двое бандитов, которые совсем недавно туда вошли. Однако если вошли они в подвал спокойно и неторопливо, с чувством собственного достоинства и с уверенностью в своих силах, то выскочили с видом побитых собак, ругаясь и оглядываясь.
«Выперли, – подумала Надежда с вполне объяснимым злорадством, – выперли со скандалом, едва морду не набили…»
Перейдя улицу, бандиты остановились перед входом в кафе, где сидела Надежда, и еще немного поговорили вполголоса. Наконец прилизанный тип махнул рукой и вошел в кафе.
Надежда испуганно вжалась в угол. Вроде бы эти бандиты не видели ее, разве только мельком в Эрмитаже, но кто их знает… у этого прилизанного типа, который у них главный, наверняка глаз-алмаз…
Бандиты, как назло, сели за соседний столик. Правда, прилизанный тип, которого Надежда боялась больше, сел к ней спиной, и все равно она чувствовала себя неуютно. Уйти из кафе Надежда Николаевна боялась, бандиты могли обратить на нее внимание, оставаться на месте – тоже страшно…
Она вжалась спиной в спинку стула и на всякий случай прикрыла лицо раскрытым меню.
Прилизанный бандит, заказав две чашки кофе и дождавшись, пока официантка уйдет, достал из кармана мобильный телефон.
– Ну, кто будет говорить? – спросил он напарника.
– Ну, ты же знаешь, Серый… – заныл тот. – Я говорить не мастак… поговори уж ты…
– Всегда я! – огрызнулся прилизанный. – Все самое трудное должен делать я! А бабки почему-то получаем одинаковые…
– Ну, Серый, мы же с тобой кореша… мы же с тобой сколько лет вместе…
– Ладно! Так и быть! – Прилизанный махнул рукой и поднес телефон к уху.
Надежда Николаевна сидела совсем рядом и могла слышать каждое слово.
