Энджи о ней тревожится. Не самый удобный момент для разговора, но реакция подруги понятна: накануне она полвечера расписывала достоинства Василе Драгонмана, а он в этот момент находился в пяти километрах от кафе и… горел заживо.
Воплощенный ужас! Сейчас она слишком возбуждена, но скоро отойдет, и тогда…
Нельзя останавливаться на бегу.
Нужно сосредоточиться на деле.
Поймать Тимо Солера.
– Есть новости? – встревоженно спросила Энджи. – Вы уверены, что… это он?
– Пока нет. Спасибо, что волнуешься за меня, но я правда занята.
Кабраль свернул на улицу Брендо. От Мон-Гайара спускался трамвай маршрута А, навстречу ему, с пляжа, ехал другой, маршрута В. С другого конца Парижской улицы выползал серый контейнеровоз высотой в пять этажей, как будто один из бетонных домов вдруг взял и решил покинуть город.
Энджи продолжала что-то говорить, и Марианна прикрыла правое ухо ладонью, пытаясь разобрать слова.
– Позвонишь, когда что-нибудь узнаешь?
Ее голос дрожал, и у Марианны на секунду возникло странное ощущение, что в румынского психолога влюблена именно Анжелика.
Если не в него самого, то в его призрак.
Они въехали на улицу Зигфрида, с которой можно было попасть в портовую зону.
«Через пятьсот метров переезжайте мост, потом поверните налево. Вы на месте», – голосом исполнительницы госпела произнес навигатор.
Все, хватит, она должна сама направлять Кабраля. Сирену и эту тетку придется выключить, чтобы не переполошить Тимо Солера.
Нужно забыть об Энджи. Забыть о психологе. Сейчас важно одно – четко провести задержание опасного преступника.
– Поговорим вечером, детка. Пока…
42
Маленькая стрелка на 12, большая – на 2
Аманда ставила на стол последнюю тарелку, когда хлопнула входная дверь.
Успела.
Еда готова. Телевизор включен. Она достала бутылку Chateau Faugères
[59] и приоткрыла дверцу плиты, чтобы карамельный аромат пирога из ириса «Карамбар»
[60] перебил запах жарящейся ножки. Малону очень нравится, когда в доме пахнет его любимым лакомством.
Ее сын – нежный, умный, трепетный ребенок. Аманда давно поняла, что обоняние – самое важное, наряду с осязанием, чувство, но большинство мужчин довольствуется зрением и вкусом.
Ее маленький мальчик не способен съесть целый пирог, но он обожает нюхать его, сосать, грызть корочку – если не дуется на свою маму и не капризничает, как сегодня. Любит помогать ей растапливать ирис в кастрюле с маслом и сахаром.
Аманда перевернула мясо. Проклятье, снова чуть-чуть передержала. Придется покорно слушать кулинарные советы Димитри – вдобавок к комментариям по поводу актуальных событий.
Она удивилась, увидев улыбку на лице мужа. Он не поцеловал ее, только приобнял за талию.
– Слышала новость? В деревне все об этом говорят. Чертов психолог сгорел!
Аманда отстранилась и знаком велела ему говорить тише.
Димитри выдвинул стул, сел, налил себе вина и бросил взгляд на плиту, как будто почувствовал запах «Карамбара». На плите тушилось овощное рагу. Как-то раз, за ужином, он все время цеплялся к ней из-за опавшего суфле, а сейчас промолчал.
Это почти комплимент…
Димитри понизил голос:
– Можем успокоиться. Он больше не будет нас доставать…
Аманда пожала плечами и выключила газ:
– Полиция заведет дело. Он проводил с Малоном много времени.
– Полдня в неделю. Этот румын встречался еще с двадцатью мальчишками. И у каждого свои тараканы в голове…
Аманда промолчала, надела огнеупорную варежку и достала из духовки пирог, представив, как его аромат плывет вдоль лестницы, проникает под дверь комнаты Малона. Он поймет безмолвное приглашение. Все остальное значения не имеет.
Мальчик должен навсегда запомнить этот запах. И вкус других замечательных штук.
Только матери способны научить маленьких мужчин чувствительности. Если кумиром мальчика становится отец, он будет любить футбол, тачки, дрель и… станет таким же придурком. Поколения придурков! Предназначение матерей – противостоять проклятию.
Она посыпала пирог разноцветными шоколадными лепестками. Необходимое излишество. Незначительная деталь? Конечно! Но те, кто в детстве ел красивые пироги, потом живут во дворцах, а остальные их охраняют.
– Известно, что произошло? – спросила она. – Говорят, он разбился на мотоцикле на мысе де ла Эв…
Димитри залпом допил вино и ухмыльнулся:
– Пусть говорят… Было скользко, он свалился, мотоцикл упал на него, горючего был полный бак, все вылилось – пых! Не повезло… Кто знает, может, этот придурочный решил покурить, пока ждал помощи? – Он расхохотался.
Аманда напряженно размышляла. Вчера муж был дома весь вечер, хотя наверх поднялся позже нее. После одиннадцати закончились «Интимные признания», и он выключил телевизор. Разве мог Димитри находиться в это же самое время на мысе де ла Эв?
Она мысленно прикинула расстояние от Верхнего Манеглиза до побережья. Терраса находится километрах в десяти – можно обернуться туда и обратно за полчаса. А Димитри целый час лежал один на диване перед ящиком.
Семейный адвокат у нее в голове продолжал приводить аргументы в пользу подозреваемого. Димитри не мог выйти из дома и завести машину – она бы услышала и как он отъезжал, и как вернулся… Та к ведь? Так, да не так! Что, если ее муж специально прибавил звук, вышел на цыпочках, а машину заранее поставил подальше? Адвокат, исчерпав все доводы, уцепился за последний: Димитри – не убийца.
– Что ты пытаешься сказать? – запинающимся голосом спросила Аманда. – Что это не ава…
В дверь постучали.
Полицейские? Так скоро?
Или снова кто-то из школы?
Димитри, нимало не обеспокоившись, пошел открывать. От входной двери потянуло холодом.
– А, это ты… Очень вовремя. Входи!
Он весело заржал.
Когда-то, в самом начале совместной жизни, именно манера смеяться примирила Аманду с недостатками мужа. Чувство юмора у него напрочь отсутствовало, и смеялся он по любому поводу, потому и не разочаровывался ни в людях, ни в жизни.
Аманда вышла в коридор и сразу заметила, что дверь в комнату Малона приоткрыта.
