Кабина замедлила ход. Луций выпрямился и вернул лицу строгое выражение. Еще не хватало, чтобы соседи по этажу видели его гнев. Легионеру не полагалось гневаться. Сильные эмоции – первый симптом нестабильности.
Апартаменты тонули в скисшем воздухе. Чувствовалось, что их редко посещали и еще реже проветривали. Вот и сегодня Луций только скинул ботинки, нарезал стопку бутербродов и повалился в кресло, продавленное в том месте, куда регулярно приземлялась задница. Задумчиво прожевал кусок ветчины с хлебом, созерцая ночную курию за стеклянной стеной.
И не успел он толком расслабиться, как в зале разнесся чистый и высокий звук коммуникатора.
Звонили точно не по работе – легионеры связывались друг с другом при помощи некса, не утруждая себя видеосвязью. Увидеть Луция желал лишь один человек…
Луций нехотя нажал кнопку приема и вновь растекся по креслу.
– Да, отец.
Из крышки коммуникатора выросло изображение отцовской бритой головы. Цецилий‑старший, по обыкновению, не улыбался. Щурил светло‑серые глаза, сердито поджимал жесткие узкие губы. Сквозь него просвечивали выключенная панель на стене и доска с распечатками с мест преступлений. Фото оторванной ноги приходилось точно на нос голограммы.
– Звоню напомнить, что мы с матерью и сестрами ждем тебя на приеме в честь Тысячелетия Имперского Легиона. – Отец выпятил квадратный подбородок. Его обычное выражение, словно говорит с должником, а не с сыном. – Советую одеться подобающе. Синяя форма – не лучший выбор для светского выхода.
Луций размял переносицу. Сделал выдох, потом глубокий вдох. Никаких споров, только не сейчас.
– Ты знаешь, у меня работа. Мне не до приемов в центре.
– Твоя работа, – почти выплюнул отец. – Она совершенно не для человека твоего происхождения. За все годы даже не сумел дослужиться до центуриона. Думаешь, это делает тебе честь? Или нам? Если к тридцати пяти не сумел добиться положения на службе, ты не добьешься его никогда, и нечего тратить время впустую. Как глава рода, я требую…
– Ты не имеешь права требовать, отец, – оборвал его Луций. – Мы не в атомные времена живем, я могу выбирать профессию сам.
– Ты позоришь семью, Луций Цецилий. – Изображение головы увеличилось и зарябило. – Позоришь семью, тратишь время зря и ставишь свою жизнь под угрозу. Долго ли прожил твой напарник? Сжигали в закрытом гробу!..
На этом Луций перегнулся через стол и отключил коммуникатор.
Долго и длинно выдохнул, трижды.
Ухватил каменную пепельницу и несколькими точными ударами размозжил коробочку приемника. Коммуникатор затрещал и скончался, тихо и без конвульсий.
Не всем людям была дарована такая чистая смерть.
Пепельница полетела в угол; Луций провел пальцами по щетине на затылке.
– С‑с‑сука…
Ярость утихла и сменилась усталостью. Он уселся обратно в кресло и уставился на огни небоскреба Торговой палаты. Те перемигивались, как проблесковые маяки шаттлов. Луций будто плыл над городом в островке своего потрепанного кресла. Слышал, как ложится пыль – на него, на шторы, ненужные, бессмысленные полки, шкафы и столики. Бесполезные вещи бесполезного человека.
Роскошный тесный гроб на одного.
– Умирать больно, Миний?
Тишина. Луций почти ждал, что ухо кольнет вызов некса и ответит знакомый голос. Иногда руки сами тянулись по привычке. Пальцы касались кнопок и останавливались. Он вспоминал.
Миний был хорошим другом, лучшим напарником. И не заслужил такой смерти.
Луций сорвал куртку со спинки стула. Выудил «гелиос», покатал пузырек между ладонями. Нажал кнопку на крышке, пустив внутрь воздух. Герметичный же. И как только Бритва смогла его почуять?..
Луций застыл, глядя на перламутровые бляшки. Сунул таблетки в карман, накинул куртку, пристегнул кобуру с табельным распылителем и выскочил из квартиры.
Оказавшись на промозглом ночном ветру, он тронул мочку уха.
– У Гераклейского спуска. Сейчас.
Он оборвал связь, не дожидаясь ответа. Прижал ладонь к стеклу служебной машины, и оно вспыхнуло неоново‑голубым, считав отпечатки пальцев. Замки щелкнули, открывшись.
Пора проверить одну версию.
* * *
Противник навалился сверху и впился стальными зубами Бритве в плечо. Имплантаты прокусили кожу костюма, и Бритва взвыла от боли. Трибуна взвыла вместе с ней. Зрители повскакивали с мест, затопали ногами. Хищный, голодный рев заметался эхом под сводами канализации. Прожектора слепили, песок арены лип к щеке, влажный от крови.
«У Гераклейского спуска. Сейчас» , – неразборчиво прошуршало в ухе. Бритва надавила кнопку отключения плечом и оскалилась в раскрасневшуюся рожу противника.
Самое время закругляться.
Она впечатала кулак в потную щеку. Заклепки на перчатках разодрали кожу; на лоб закапала чужая кровь. Второй удар – и скула в лохмотья. И коленом между ног. Нечестно, но на арене все приемы хороши. А этот вообще действовал безотказно.
Противник согнулся, ткнулся потным лбом ей в грудь, сопя от боли. Два точных нажатия у основания шеи – и он в отключке. Фирменный прием легионеров, который показали в учебке.
Звякнул гонг, застучали барабаны. Трибуны разочарованно зашумели. Бритва скинула обмякшее тело с себя, поднялась и прицельно сплюнула противнику на штанину. Он точно рассчитывал победить легко.
Новичок. Бывалые бойцы Нижней Арены с Бритвой не связывались.
Силовое поле отключилось, и она перешагнула гудящий парапет. В душном сумраке между ареной и зрительными рядами маячило бледное лицо агента. Весь на нервах. Немудрено – он с таким трудом втиснул Бритву в ряды участников, а она не потрудилась выполнить все условия.
– Ты куда?! – Его крик смешался с гулом толпы и грохотом барабанов из динамиков.
– Дела не ждут, красавчик, – крикнула Бритва в ответ.
– Мы договаривались на три раунда!
Он ухватил ее за запястье и лишь после заметил клеймо в виде орла. То показалось из‑под задравшегося рукава.
Бритва дождалась, пока он выпустит ее руку сам. Сдернула полотенце с плеча полуголого участника, ожидавшего своей очереди в сетчатом загоне, и зашагала вверх по ступеням вдоль битком заполненных рядов. Вытерла лоб и прокушенное плечо. Промокнула ладони. Кровь затекла в перчатки, и теперь те липли к коже. Пожалуй, стоило сделать укол от столбняка в Управлении. Один медбрат, из номеров, неровно к ней дышал и мог поделиться бесплатной прививкой.
– Детка, я б тебя покатал!
Она обернулась на крик. Ей ухмылялся долговязый номер с красочным и дурно набитым знаком банды на шее. Еле стоял, опираясь на спины приятелей; глаза пьяно блестели.
