– Пошли.
Луций спокойно застегнул куртку, спрятав под ней оружие. Говорил как о чем‑то само собой разумеющемся. Будто они еще на берегу договаривались, что вдвоем двинут в канализацию к кликерам и торговцам оружием. С одной пушкой на двоих. Да он хоть представлял, куда лез?
Бритва смерила его взглядом, оценила напряженные плечи Луция.
– Ты? – Она качнула головой. – Я пойду одна.
Луций помрачнел.
– Исключено. Я – старший в нашей связке, я решаю. Мы идем вместе.
– Только всех распугаешь. Мне они скажут больше.
– Нет.
Что за упрямая сволочь?
Бритва уперла кулак в бок.
– Я там своя. Ты – нет. Только время потратим.
Пару мгновений они мерялись взглядами, и наконец Луций сдался.
– Три часа. – Он засек время на браслете. – У тебя есть три часа. После я вызываю подкрепление.
* * *
За окном накрапывал обычный для начала зимы дождь. Наверняка пах топливом – грязной кровью планеты. Капли ползли по стеклу прозрачными червями. За ними ритмично вспыхивала алым вывеска магазина через дорогу. Мерно шумела магистраль, совсем как прибой на планетке системы G‑56. Луций отдыхал там, на родовой вилле. Давно это было.
Он откусил лепешку, сморщился и плюнул ее обратно на тарелку. Безвкусная гадость. Мысли его неизменно возвращались к Бритве. Зря он отпустил ее одну. У кого теперь стоило просить подкрепление: у центуриона Пуллия (и получить выговор за несанкционированный вызов «нюхача») или у командира группы нюхачей (и получить в зубы за то, что подверг опасности жизнь его подчиненной)? Больше всего Луций хотел спуститься в тоннели лично, но знал, что не протянет и десяти минут. Патрициев в канализации не любили особой нелюбовью.
Он потянулся к мочке уха, но убрал руку, когда свет с улицы плеснул в глаза. Аэроцикл. С рокотом турбин он дважды крутанулся на стоянке перед кафе, приземлился и затих. Улица вновь потемнела.
Дверь забегаловки отползла в сторону, и порог переступила Бритва, держа под мышкой шлем. Ее лицо было пасмурным, как погода за окном; на скуле алела содранная кожа. Заметив эту отметину, Луций отложил вилку и привстал. Его кольнула смутная вина, на смену которой пришла холодная ярость. Стоило разыскать хозяина кулака и пальнуть из распылителя по его яйцам.
– Что, снова красавчик?
Он указал на кровоподтек, желая, чтобы на этот раз она назвала номер. Вычислять уродов по номеру всегда было проще. Но Бритва только смерила его взглядом – своим коронным «не‑трогай‑меня» взглядом – и села.
– Не твое дело, Цецилий. Они что‑то знают. Это точно, как дерьмо в сортире. Видели Сорок Пятую, но ничего не говорят.
– Кто‑то может расколоться?
Бритва неопределенно пожала плечом.
– Точно не мне. Может, кому‑то из своих, – сказала она и отвернулась к окну, накрыв щеку рукой.
Луций задержался взглядом на ее длинных, усеянных бусинами дождя пальцах; заметил часто бившуюся жилку на шее. Интересно, она принимала обезболивающее тем вечером? Выданный им «гелиос» должен был закончиться, а в аптеках такие сильные препараты не продавали. Он знал эти ощущения: когда ладони потели, голова раскалывалась, а жилы тянуло из тела, как нить из шва на ране.
И разбитая щека. Дети Марса любили подраться.
Дети Марса.
Он вскочил, едва не перевернув стул. Кинул на стол разменную карту.
– Заказывай что хочешь. Я плачу, – бросил уже на бегу и выскочил в дождь.
Долги прошлого
Допросная комната походила на коробок. Тесный и холодный, с белыми стенами и раздражающим искусственным освещением. Одна из ламп потрескивала, словно готовилась взорваться и усыпать сидевших под ней раскаленными осколками. Луций уставился на глазок камеры, вмонтированный напротив стола. Камера подмигнула зеленым. Совсем как военный окуляр.
На стуле для подозреваемых – привинченном к полу – горбился марсианин, бледный после крио. С отекшим телом и набухшими веками. На бритой голове – засохшая кровь, лицо сизое от кровоподтеков. Вместо руки в рукаве тюремной рубахи виднелось запястье имплантата с пучком оборванных проводов.
Луций поджал губы, чувствуя, как в нем поднимается отвращение.
– А‑206, курия Пять, – прочел он с экрана, хотя знал досье наизусть.
– Да. – Осужденный криво усмехнулся. – Счастливый номер, число Меркурия.
Луций поднял взгляд.
– Не поверишь, но я не верю в удачу.
– А во что же ты веришь, декурион?
– В закон Нового Рима. Знаешь вот эту девушку?
Он вывел на экран фото беглой I‑45, и А‑206 растерял все улыбки. Луций уже видел такой взгляд – у консула Анка Туллия.
– Не‑а, – отозвался А‑206. «Да, и еще как», – говорил весь его вид.
Луцию захотелось вытащить дубинку, встряхнув, разложить ее в половину длины и ткнуть Двести Шестого прямо в пузо, над поясом тюремных штанов. Так, чтобы его стошнило.
Может, это развяжет ему язык?
– Где I‑45?
– Без понятия.
– Ну как это? У меня есть записи с камер, вы ехали вместе с Девятой курии. Наверняка близкие друзья, а? Спал с ней?
А‑206 поморщился.
– Где она?
– А мне откуда знать? Я в крио был.
– Погиб легионер. Он был моим напарником.
– Сожалею.
– К фигам твои сожаления. Где Сорок Пятая сейчас?
Двести Шестой упрямо сжал губы.
– Я не знаю. – Он встретил взгляд Луция. Его заплывшие глаза смотрели твердо. – Я правда не знаю.
Луций подавил зародившийся гнев и перешел ко второй фазе допроса.
– Она у него, ты понимаешь? У Брута Аквиния, которого вы, «псы», зовете Аларихом.
О том, что она работала на Алариха, он предпочел умолчать.
А‑206 вздрогнул и насторожился.
– С чего взял?
Вместо ответа Луций включил видео на блокноте. I‑45 снова бежала по подземной парковке.
На моменте, где выстрел попал ей в плечо, А‑206 быстро моргнул. Больше ничем не выдал своего напряжения, но Луций заметил.
Двести Шестой боялся за девчонку. Хороший знак.
– Ее преследовал «пес». «Псы Свободы» – это же его люди, верно? Номера Алариха. Как, по‑твоему, что он с ней сделает?
– Зачем она ему?
Луций пожал плечами:
– Кто знает? Может, в лупанарии место освободилось.
