– Свадебный. – Ее взгляд отпустил H‑3 и сполз на экран каталога. – Пожалуй, свадебный будет в самый раз. Без датчика слежения, пожалуйста.
* * *
R‑505 не любил, когда на него смотрели. Особенно так пристально и вызывающе, как делала патрицианка на скамье напротив. Вся в белом, как на торжество, в побрякушках (как только не боялась бродить одна в темноте?). Руки в татуировках; желтых – выцветших, что ли? Окуляр мигает. И взгляд живого глаза такой неприятный: белесый и холодный как лед. Под таким даже кусок в горло не лез, не то что вино.
R‑505 завернул бутерброд обратно в фольгу, сунул бутылку в сумку и поднялся, едва сдерживаясь, чтобы не показать сучке средний палец. За оскорбление гражданина можно было и срок схлопотать. Не дала насладиться сумерками в парке – единственным временем, когда он мог законно выдохнуть и с полчаса сидеть в абсолютном молчании, слушая гул турбин на автострадах вдалеке.
Он двинулся вниз по аллее, вдоль выстриженных кустов и гипсовых чаш, из которых что‑то неизменно и пышно росло. Пятна фонарей сменяли друг друга на песке. Летали белые песчаные бабочки. R‑505 слыхал, что такие водились в пустынях дальних курий. Питались падалью. И кто их только сюда завез? Придурки, не иначе; думали, что бабочки‑падальщицы – это красиво.
Услышав стук каблуков, он обернулся и нахмурился. Патрицианка шла следом. Следила за ним своими отмороженными глазищами. R‑505 сплюнул. Она что, издевалась?
Он свернул к каналу и двинулся по мосту между бетонными берегами. Пахнуло тухлой водой и химическими отбросами. Это была окраина парка. Патриции сюда не совались.
R‑505 покосился через плечо.
Хвала Юпитеру, дорога оказалась пуста. Только пятна фонарей и быстрые тени бабочек. R‑505 поежился. После того как «псов» повязали, он что‑то стал слишком нервным. Боялся баб, подумать только…
– Привет, Харон.
Он обернулся.
Патрицианка стояла за его спиной. Лицо ничего не выражало, под глазами залегли мертвые тени.
Харон? Откуда она узнала? Ее что, «псы» послали?
Точно. R‑505 похолодел. Заметали следы, как пить дать, и теперь решили избавиться от свидетеля. Сволочи.
Он кинулся вперед, готовый выбить из сучки дух, но она оказалась быстрее. Мелькнула спица, и синий луч едва не рассек R‑505 живот.
– Энцо, – пропела она. Шагнула ближе, и налетевший ветер всколыхнул белые юбки. – За сколько ты его продал?
– Не понимаю, о чем…
– Все ты понимаешь.
Спица разрезала воздух перед носом, и R‑505 отступил. Нужно было бежать… Или нет, спустить патрицианку с моста, а после свалить из курии.
В раздумьях R‑505 сделал еще шаг и ткнулся ногами в низкое ограждение. Колени сами подогнулись, и не успел он сообразить, как завис над бурлящим потоком. Нелепо взмахнул руками – раз, два – и медленно, как в дурном сне, повалился назад.
Патрицианка следила за ним с моста.
Ее лицо было последним, что увидел R‑505 прежде, чем воды сомкнулись.
* * *
Малая шла быстро, шагала в ногу с толпой. Зябко прятала руки в пушистую муфту, подбородок – в высокий воротник, который щекотал шею мехом.
Рядом чирикали торговые автоматы; их оконца перемигивались разными цветами, завлекая покупателей. Завлекали и магазинчики с вечно распахнутыми дверьми и яркой бахромой тряпья на вешалках. За барьером, который отделял тротуар от проезжей части, гудели машины. Мимо с воем пронеслась синяя «пуля» легионеров. На красном сигнале светофора она не остановилась, а просто набрала высоту, рыбкой вынырнула из общего потока и пролетела над крышами ожидающих машин. Сопла вспыхнули двумя жаркими огнями.
Малая торопливо опустила голову.
Сделала это по привычке: лицо ее уже не было прежним, равно как и чип. Прооперированный живой глаз теперь видел. И татуировку с шеи она тоже свела – за деньги, которые были на ее счету, в клиниках делали еще и не то. Теперь по мокрому тротуару стучали каблуки богатой и живой Лидии Аврелии. Никто бы не подумал проверить чип у дамы, в которую она превратилась. Простая милая Малая умерла вместе с Энцо; осталось только имя, как эхо.
На миг шум курии отступил, стал глухим и неразборчивым, как старческое бормотание. Его место занял стук сердца, быстрый от ненависти и болезненный от горя. Гулкий, как праздничный грохот барабанов за стенами храма. Как ропот богов, готовых к зрелищу.
Бум‑бум , звал барабан.
Охота началась.
Предплечья зачесались, и Малая поморщилась. Чем больше она пользовалась своей силой, тем явственнее проступал странный рисунок под кожей. Словно набили татуировку золотом. Стоило напрячься чуть сильнее, и вырисовывался новый завиток. Странное дело, но лучше об этом не думать. Все, что с ней происходило, было по меньшей мере странным. Странностью больше, странностью меньше…
На углу квартала ожидал белый «Арго» представительского класса. Малая нырнула в сумрачный салон и расправила полы пальто. Отыскав экран управления, включила диспенсер. Тонко запахло ванилью, совсем как в булочной Цепиона. Специальная настройка по ее требованию.
Стекло, отделявшее водительское сиденье от пассажирских, опустилось, и на нее глянул пожилой, повидавший виды номер. Тощий, с поцарапанной пластиной на подбородке и нездоровыми складками под глазами. Чино, так он представился при первой встрече, наплевав на законы и правила приличия. Потому Малая и выбрала его из сонмища рафинированных молодых парней, которых предлагало транспортное агентство.
– Куда едем, госпожа? – сипло осведомился Чино.
Малая отмахнулась:
– Пожалуйста, просто Лидия. К Первому Имперскому отелю.
Кивнув, Чино опустил ладонь на экран управления и выкрутил руль. «Арго» тронулся с места, влился в транспортный поток.
Первый Имперский был настоящей жемчужиной Четвертой курии. Клык из стали и стекла. Он высился над особняками и магазинами верхнего уровня, а кругом жужжали легионерские дроны, проносились люксовые авто, сверкали голограммы и плескали фонтаны с подсветкой. Из уличных динамиков звучал имперский гимн в какой‑то новомодной обработке.
Малая ступила на расцвеченный неоном тротуар и зябко подняла воротник – близилась зима, и ветер уже кусал шею. Она поднялась по беломраморной лестнице отеля, улыбнулась швейцару‑номеру, который поспешил открыть двери. Никакой автоматики, все по высшему разряду.
Холл встретил золоченой пустотой, в которую можно было провалиться. По прозрачному куполу скользили изображения первых имперских лиц, за двойной колоннадой светилась регистрационная стойка, где ожидали лощеные девочки. Высокие, длинноногие, похожие на кукол и до ужаса одинаковые.
Малая улыбнулась одной из них.
