«Потеряй его».
Палец Бритвы остановился, выпустив бисерную нить.
– Что?
«Ну, грохни его».
Бритва ошеломленно молчала.
«Послушай, никто и не заметит. Расследовать на территории Эоса никто не даст. У вас в Управлении даже голубя Юпитеру пожертвуют, лишь бы не возвращался».
Она нахмурилась. От этих слов в груди поднялась злость – как рвота.
– Пошел в задницу, и больше не звони.
Из наушника донесся усталый вздох.
«Не нарывайся. Думаешь, если с тобой что случится, кто‑нибудь из них будет тебя искать? Номер‑легионер – это пушечное мясо, Бритва. Ты – мясо с клеймом…»
Бритва отключила связь.
Подумав, бросила коммуникатор на пол и разбила двумя ударами ботинка.
Быть с декурионом она не могла ни по закону, ни по происхождению. Но она могла прикрыть его спину.
Так делали напарники во все времена.
На Эос опустился влажный и душный вечер. Прибрежные кварталы опутала тьма и запахи курений. Играла музыка, танцевали пары, но Сатурналии уже шли на спад. Люди нагулялись и разлетались по куриям. В море, далеко на горизонте, вспыхивали и затухали огни – совсем как биение далекого сердца.
Луций и Бритва заняли столик на веранде бара неподалеку от мотеля. Кроме них посетителей не было. Пляж пусто синел до самой кромки воды, на висящую над столиком лампу садились мошки, за стойкой вытирал бокалы бармен.
– Декурион Луций Цецилий Авианий Марс, – нараспев произнесла Бритва и оперлась щекой на кулак.
– Что? – Луций отвлекся от вида океана. Его недоумение было смешным, Бритва даже фыркнула.
– Имя красивое.
Недоумение сменилось полуулыбкой. Когда Луций улыбался, черты его лица казались мягче. У глаз собирались лапки морщинок.
– Три‑Два‑Шесть, ты допиваешь свой последний стакан.
Зачем что‑то заканчивать, когда так хорошо? Тихо, прохладно, спокойно. Алкоголь горячит тело.
Бритва зажмурилась, глотая обжигающий напиток. Октли, кажется, так его называли. Она подняла палец, пережидая жар в горле.
– Тебя назвали именем бога. Это большая честь.
– Вы, марсиане, кроме Марса, никого и не знаете.
– Кроме Марса, никого знать и не нужно.
Вообще, она не была религиозной. Но к образу бога войны испытывала особую, присущую всем марсианам тягу. Может, воспитание накладывалось. Может, Марс остался единственным символом, который объединял выходцев с Красной планеты.
Она покосилась на Луция. Он тоже курил. Глубоко затягивался, отчего на щеках западали ямки, и выпускал дым через ноздри. Цветные блики россыпью искрились в ежике волос, скатывались по сильной шее, сдавленной воротником рубашки.
Он повернулся; будто почуял, что на него смотрят.
– Как ты оказалась в легионе, Три‑Два‑Шесть?
Бритва усмехнулась. Какой любопытный.
– Отвечу, если выпьешь. – Она придвинула малинового цвета стопку к его руке. Торопливо, пока не успела остыть и передумать.
Луций сощурился, но все же кивнул. Ухватил стопку и указал на Бритву пальцем.
– Но ты пьешь со мной.
– А ты отвечаешь со мной.
Они пожали руки. Луций махнул бармену и на столике выстроилась целая колонна стопок всех цветов, от светло‑желтого до синего, цвета военной униформы.
Безумие. Чистой воды безумие.
Со странной смесью азарта и страха Бритва ухватила ближайшую к себе стопку с лиловым нечто. Внутри плавали золотые блестки.
– Итак? – Луцию явно не терпелось напиться.
– Легионеры помогли, когда была нужда. Вообще, только они и помогли.
Когда брата били свои же, а другие номера проходили мимо. Отворачивались. Будто ничего особенного не происходило. Так, очередного марсианина убивали на улицах курии.
Правда, его потом все равно сунули в крио и отправили на орбиту. Сам виноват, совсем съехал с катушек. Полез грабить виллу на верхнем уровне и подстрелил хозяйку.
– То есть ты из благодарности?
– Да не. Не только. – Бритва пожала плечом. – Мне нравится эта работа. И в легионе тоже нравилось, когда, знаешь, отправляли в разные квадраты.
Пару мгновений Луций рассматривал ее лицо: внимательно, будто узнавал заново. Затем с уважением кивнул.
– Куда именно?
– Цезарь‑19.
– Та история с паразитами?
– А ты, я смотрю, наслышан.
– Тоже служил.
– Командование?
– Пехота, – ответил Луций как на духу. Бритве это понравилось. Обычно патриции стеснялись простых назначений и грязной работы. Отсиживались в командных пунктах, пока номера стреляли на позициях.
– И где?
Вот теперь он увел взгляд, будто вспомнил что‑то крайне неприятное.
– Иридий.
Да, неприятное было местечко лет десять тому назад. И история тоже неприятная: гражданская война, свои против своих, ополченцы в горах. Засели плотно, не выкурить…
– Это на Иридии тебя так пришкварило, что «гелиос» пьешь? – Бритва тронула стальную полосу наградного браслета, запаянную на его запястье. – Тоже оттуда?
Луций кивнул. Рассказывать больше он явно не собирался, и Бритва решила его не трогать. У самой были такие моменты в прошлом, которые лучше лишний раз не ворошить.
– А ты почему в легионе? – Она махнула зеленой долькой лайма. – Я слышала, Цецилии очень богаты. Дома, компании, голоса в Сенате, все дела. Почему пехота и Управление?
Луций помрачнел еще больше. Казалось, он вот‑вот слезет со стула и покинет бар.
– Я что, похож на модника из центральной?
Бритва качнула головой.
– Нет. Потому и спрашиваю.
Луций не походил ни на кого из встреченных Бритвой патрициев.
Он уставился на ряды бутылок в пестром баре через стойку. Уставился, но сам будто находился в совсем ином месте. Пристукивал ботинком по ножке стула.
– Отец считает службу делом бедных семей. Говорит, это – занятие для номеров и дураков. Для тех, кто больше ни на что не способен. Но армия – это скелет империи, ее основа. Настоящие мужчины… и женщины, – поправился он, глянув на Бритву, – не занимаются торговлей. Не наедают зады в элитных ресторанах. Не спускают миллионы на одежду и тачки.
Его лицо заострилось, взгляд стал жестким. Сигарета давно истлела, осыпавшись пеплом под ладонь.
– Они забыли. Они совсем забыли, на чем стоит Рим. О чести и достоинстве воина и гражданина. Если бы они видели то, что видел я. Или ты.
