– Где она?! – прохрипел Энцо.
Легионер обернулся и придвинулся ближе. Центурион Тит Пуллий со своей биометаллической пластиной.
Энцо все понял по одному выражению его лица.
– Как?
– Разгерметизация корабля. На орбите.
Тит Пуллий взгляда не отводил, не прикрывался ложным сожалением. Конечно, ему не было жаль. Чего жалеть номеров?
Его слова доходили туго. Вязли, как в густой крови.
– Когда?.. – Голос сорвался. – Сколько я?..
– Сейчас апрель.
Он спокойно ждал, пока Энцо сделает нехитрые расчеты.
Шесть месяцев прошло!
Энцо стиснул зубы до скрипа. Шесть месяцев с момента облавы. Шесть месяцев лежал на больничной койке.
За это время погибла Малая. Долго ли ей удавалось скрываться? Искала ли она его? На орбите. Значит, ей почти удалось улететь.
Почти.
Несколько долгих секунд Энцо не шевелился, просто глядел в потолок.
Затем выдернул иглу из вены и с ревом бросился на центуриона.
Сил хватило только на бросок. Энцо судорожно вцепился в Тита Пуллия, тот не удержался на ногах, и оба повалились на пол.
– Мать твою, Два‑Ноль‑Шесть!
Тит Пуллий поднялся и отряхнул штаны. Вытер лицо, размазав кровь по губе. Энцо распластался на холодных плитках. Одна радость – успел‑таки боднуть центуриона в нос.
Ноги были как ватные. Будто не его. Только бы не парализовало. Лучше сдохнуть, чем кататься в кресле и клянчить на картонке. Энцо попробовал шевельнуть ступней и с облегчением выдохнул, когда та дрогнула. Никаких картонок, слава Марсу.
Тит Пуллий не стал его поднимать. Сел на койку и устало качнул головой.
– Она сама туда полезла, Два‑Ноль‑Шесть. А перед этим убила нескольких человек.
Молодец, чо. Убила – значит, поделом.
– Я договорился о медкапсуле. Послезавтра бегать будешь, если поможешь. Нужна информация о «псах», все, что помнишь. Ты же работал на Эзопа?
Энцо зло щерился. Раскорячился так, что сквозняк холодил ляжки. Помощь им нужна, надо же.
«Поцелуй мои бубенцы, центурион».
Уже разок помог «орлам», спасибо. Подставили, отправили без прикрытия, кинули на койку и оживили, когда понадобился. Заморозили‑разморозили. Нет, больше не прокатит. Он же не кусок мяса.
Тит Пуллий следил за ним внимательно. Серьезный. Видать, сильно их припекли.
– Сорок Пятая хотела бы твоего выздоровления. Хоть ты и урод, Два‑Ноль‑Шесть.
Вот это он зря. Даже зубы зачесались, так захотелось впиться ему в ногу. Еще хоть слово о Малой, еще хоть одна попытка использовать ее…
Тит вдруг поднялся и коснулся имплантата на мочке. Похоже, по нексу звонили.
– Центурион Тит Пуллий, – сказал он и помрачнел. Напрягся, будто в зад спицу вставили. Смотрел на Энцо, но, казалось, в упор не видел.
– Далеко? – Он провел ладонью по лбу. – Как так…
Он вдруг ухватился за ухо, побагровел и согнулся; едва не ткнулся лбом в пол. Больно, видать. Энцо даже не стал ему добавлять, хотя мог – стойкой капельницы.
Свет в палате погас. Стихло пиканье приборов, стих гул силового поля у двери. Тишина прерывалась встревоженными голосами из коридора. Похоже, рубануло во всем здании.
На улице вроде тоже потемнело. Энцо перекатился на живот и прополз до окна. Подтянулся на подоконник, выглянул наружу.
Энергии не было во всей курии. Черные линии эстакад, черные ноги жилых колонн. Ни машины, ни огонька. Даже аварийные генераторы вышли из строя, хотя должны были включиться. Больница же.
Чертовщина какая‑то.
На горизонте что‑то полыхнуло. И еще раз. То ближе, то дальше, и каждый раз в белой зарнице проносилась тень. Будто с орбиты что‑то валилось. Энцо сощурился, пытаясь разглядеть, и едва не ослеп, когда сверкнуло над больницей.
На парковку приземлилась какая‑то металлическая дрянь. Круглая и здоровая, как шаттл. Она выпустила ноги. Включила огни, осветила временный пост с орлом легиона на боку и плюнула зарядом.
Короткая вспышка сожгла два этажа дотла. Энцо даже испугаться не успел.
– Марсовы яйца… – пробормотал он.
Рядом щелкнул предохранителем Тит Пуллий. Оружие заурчало, готовое к выстрелу.
– Они самые.
* * *
«Боевая готовность через десять минут».
Еще целых десять минут. За это время можно пробежаться из грузового отсека до рубки и обратно. Правда, имманес не бегали. Они вообще не торопились и, казалось, никогда не волновались. Спокойные, доброжелательные, уравновешенные. Вежливые машины.
Чего не скажешь о Малой. Она едва не подпрыгивала от напряжения. Каждая секунда ожидания казалась мучительной.
Она пробежалась пальцами по стене, и в отсеке зажегся свет. Далеко внизу, под площадкой, на которой она стояла, приглушенно замерцали верхушки туб освещения. Как пятна из игры в блокноте. Прямо в стенах бежали столбцы символов – все поверхности в жилищах и кораблях имманес были интегрированы в информационную сеть. В отдалении что‑то урчало. Может, двигатели, может, еще что – она так и не поняла, с помощью чего эти корабли летали и как умудрялись развивать такую скорость.
Малая вытащила из кармана проволоку, свернутую в кольцо. Не спеша расправила ее. Стали видны полупрозрачные бляшки электродов. Сидели на металлической нити, как янтарные капли.
Она закрепила электроды на висках и лбу. Кожу кольнуло, и мир вдруг расширился, вобрал ее в себя. Как будто на дно утянуло: звуки стали глуше, краски перед глазами поблекли, мышцы налились тяжестью. Малая чувствовала такое, когда подключалась к сети на Старой Земле. И в день облавы, когда поднималась на лифте. Она словно оказалась в центре паутины. Нити связей разбегались от ее тела; мерно пульсировали, как гигантское сердце.
Они дрогнули, и в глубине отсека зашевелились тени. Дрогнули и побежали. Разделились на потоки, огибая стойки освещения. Свет заскользил по голым телам и лысым макушкам. По черной, будто обугленной коже.
Малая чувствовала, как работают сотни мышц – как ее собственные. Чуяла запах крови и нестерпимый голод.
Минута – и бегущие достигли основания рубки управления.
Еще полминуты – они облепили склон грузового отсека, полезли наверх. Несколько выбрались на платформу и замерли в шаге от Малой. Все одинаковые, лишенные половых признаков. Вместо глаз хитиновые пластины. Вместо носов провалы. Зубы блестят длинными иглами. Впалые грудные клетки часто вздымаются.
Малая провела рукой перед мордой ближайшего. Тот проследил за ней движением головы.
