Как и к каждому подростку, ко мне в положенном возрасте тоже пришла любовь. Мне понравилась девочка, которая сидела со мной за партой. А девочке понравился сын директора мясокомбината. У прыщавого пацана уже в десятом классе была машина, и все гаишники закрывали глаза на то, что местный «мажор» ездит без прав. Времена, когда мясо давали по талонам, лично в моей памяти еще свежи. Я как раз в школе учился. Или из-за того, что на одной чаше весов лежала моя любовь, а на другой эти чертовы талоны на мясо?
В общем, мои чувства остались без ответа. После школы я из родного города уехал, но навсегда запомнил: бабы ищут, где сытнее. Стефания взяла меня тем, что вышла замуж, так и не задав мне вопроса:
— На что мы будем жить?
Мы эту тему вообще не обсуждали. Были я и она, молодые, красивые, была комната в съемной квартире и море счастья, когда мы узнали, что у нас будет ребенок. Нам нечего делить, потому что на все мы заработали вместе. Даже когда жена просто сидела дома, она помогала мне тем, что не задавала вопросов:
— Почему у нас до сих пор нет того-то и того-то?
Ни разу не устроила сцену по поводу денег. Не попросила того, что я не в состоянии ей дать. И даже того, что дать в состоянии. У Стефании Алексеевны Воронцовой много недостатков, но есть одно качество, поистине, бесценное: она не жадная. И до денег не жадная. Никогда не станет науськивать мужика, словно цепного пса:
— Пойди, принеси мне…
И далее по списку. А список у жадных сук, таких как эта Юля с Настей, бесконечный. Я их сердцем чувствую, которым однажды здорово обжегся. Стоит ему только оказаться в опасной близости от жадной суки, оно, это сердце, начинает ныть, словно бы на нем опять появляется ожог.
Потому что моя первая любовь меня потом нашла. На этом эпизоде я остановлюсь подробнее.
Из-за нее ведь, из-за этой светловолосой тоненькой девочки, похожей на балерину, я никогда не ездил на встречу выпускников. Это, пожалуй, было самое громкое мое поражение: мне предпочли другого. Не считая ситуации, в которой я оказался сейчас. И все знали, что девочка меня отвергла, и одноклассники и учителя. И мои родители. Мама ведь работала в музыкальной школе, куда дети всей городской интеллигенции ходили в обязательном порядке. Городок у нас небольшой, и музыкальная школа в нем одна. Из развивающего только она и спортивные секции. Кто не хочет ходить на бокс — добро пожаловать в храм искусства. Сколько я помню детство, на отчетные концерты в ДК собиралась вся городская знать. И если одним детям преподавали пианино, другим скрипку, а третьим баян, то учитель сольфеджио у всех был общий: моя мама. Ох, сколько же было сочувствующих!
— Инна Иосифовна, ваш сын так влюблен в Настю… — вот почему я не хочу помнить это имя. — Прямо жалко его… Вы ведь знаете, что она встречается с сыном директора мясокомбината? У Андрюши нет никаких шансов… А он так страдает…
Может быть, я бы не так страдал, если бы от этих разговоров не страдала моя мама. Она много раз пыталась со мной поговорить.
— Понимаешь, Андрюшенька, жизнь в семнадцать лет не кончается…
Ну и так далее, из области лирики. Даже батя как-то сказал:
— Первая, она, конечно, самая сладкая. Но и вторая не хуже. Ты, главное, Андрюха, не отчаивайся.
В конце концов я не выдержал и заорал:
— Да знаю я! Отстаньте от меня все!
Прошло несколько лет. Я встретил ту, которая была мне предназначена, мою Стефанию. Судьбой ли, Богом, не знаю. Знаю только, что мы — две половинки одного целого. Бывает, конечно, всякое, но я уверен: это и есть моя половинка. В ней все то, чего нет у меня, а во мне есть то, чем ее природа не наделила. Если Стефания этого не понимает, то я-то, у которого один ум на двоих, давно оценил позицию. И менять ничего не собираюсь.
И вот, спустя двадцать лет, я приехал в родной город хоронить батю. Стефания заболела, причем так сильно, что температура поднялась под сорок. Грипп где-то подхватила. Тогда гулял опасный грипп, который вполне мог привести в больничку. Не поехать на похороны отца я не мог, жену с собой тоже взять не мог, потому что была зима. Ну, куда Стефании ехать в таком состоянии? Рядом, что ли, с моим батей лечь, на городском кладбище? Не дай бог, осложнение. А Степан Андреевич как раз сдавал зимнюю сессию. Смерть не выбирает, когда ей за кем приходить, вот и похороны моего отца пришлись аккурат на госэкзамен его внука. Я сразу нашел положительный момент: Степан Андреевич за матерью присмотрит. Потом приедут, на девять дней.
А на похороны я поехал один. Разумеется, за все заплатил, заказал поминки в лучшем в городе ресторане. И очень удивился, когда увидел там Настю. Конечно, на такие мероприятия не зовут, кто хочет почтить память усопшего, тот приходит. Но эта?!
Мама пыталась мне рассказывать, что Настя вышла замуж, родила ребенка, потом развелась. Мне это было безразлично. Понятно, мясо-то теперь не по талонам! Говорят, мой соперник, тот, кого мне когда-то предпочли, спился и давно сидит без работы. Ездит, кстати, все на той же машине, которую, из-за страха перед его отцом не останавливали гаишники. Теперь тоже не останавливают, но по другой причине. Какую скорость может развить ржавое корыто, у которого того и гляди днище вывалится? И что возьмешь с его хозяина? Вот мой джип без конца тормозят. Словно это банкомат на колесах. Надо только сунуть в приемник штрафной талон, и дождем посыплются купюры. Но не суть.
Хотя джип она тоже отметила, эта жадная стерва.
— Какая у тебя шикарная машина Андрей!
Надо сказать, жизнь ее потрепала, мою первую любовь. Когда-то была заглавная в школе красавица, а теперь… На балерину уже не тянет, раздобрела. Но все еще считает, что по ней умирают все, кто носит штаны.
Я из вежливости промолчал: поминки все-таки. Я только что отца схоронил.
— Ты один, без жены?
— Она приболела, — сказал я сквозь зубы.
— Сколько вы уже женаты? Лет двадцать? — А сама ко мне жмется.
Я отодвинулся.
— А говорят, ты меня сильно тогда любил…
— Тогда это когда?
— Ну, в школе…
— Правильно: мы ж за одной партой сидели. А у тебя фартук топорщился на сиськах. И тетрадку ты все время рукой закрывала. Я как пододвинусь, чтобы списать, так меня в жар бросает! Нормальная реакция созревшей в половом отношении особи.
Она рассмеялась:
— А мелом кто на асфальте писал под моими окнами: «Настя, я тебя люблю!»
— Сын директора мясокомбината, — огрызнулся я.
— Это ты писал, Андрей.
— Только сейчас читать научилась?
— Да. Я тебя, признаться, недооценила. Кто же знал, что времена так изменятся? И у тебя есть коммерческая жилка.
Жилка! У меня фонтан, между прочим!
— Послушай, ты… — я оглянулся. Негоже, конечно, на поминках, но куда деваться? — Если ты рассчитываешь разрабатывать жилу, о которой только что упомянула, то ты опоздала. Ты участок застолбила? Оборудование завезла? Землю копала? Тебя в моем сердце не то что нет, там и следов былой любви давно уже нет. Я эти воспоминания так далеко запрятал, что и шахту рыть — не поможет. Да и вид у тебя, надо сказать, не товарный, — я с сомнением оглядел ее лицо и фигуру. — Я бы тебя, может быть, и трахнул, чтобы должок вернуть, но это такое сомнительное удовольствие…
