— Откуда ты знаешь?
— Да уж я не ошибусь. Слезайте, слезайте с коня!
Однако всадник не послушался. Вместо этого он откинул капюшон и, высоко подняв голову, чтобы можно было разглядеть лицо, медленно поехал к башне. Он ехал и ощущал, как по телу ползет узкий опасный холодок — верный признак, что на него смотрят. Но откуда? Из какой бойницы? Вот взгляд скользит по лицу. Вот опускается ниже. Вот касается ноги. Вот пропадает. Должно быть, разглядывают уже не на его, а коня. Вот снова опасный холодок касается шеи и лица.
Сегодняшнее утро выдалось скупым на дождь. Солнечные лучи падали на тонкое лицо с длинным хрящеватым носом. Лицо на первый взгляд приятное, светлое и чистое, но с каким-то затаенным пороком. Точно разбитая и склеенная статуэтка. И еще лицу вредили небольшие темные усики. Усики такой формы любят ловеласы, некогда избалованные женской любовью, теперь же потасканные и уставшие.
По красноватым, боящимся света глазам можно было угадать тартарианца. На шее, на золотой цепи, хорошо видной и из башни, поскольку цепь выбилась из-под балахона, сияла сосулька дарха.
Сорок шагов до башни. Тишина. Тридцать шагов. Двадцать. Гонец постепенно обретал уверенность. Его губы, до того сжатые, растянулись в неуверенной полуулыбке. Он уже рисковал позыркивать по сторонам и про себя посмеивался, заметив у башни три или четыре неуклюже вскопанные грядки. Морковь, репа. Ну надо же! Если он выживет — тьфу-тьфу! — то обязательно расскажет об этом в Тартаре! Лучший мечник мрака, в прошлом античный бог — и вдруг какая-то, понимаешь, репа!
Мысль так и не была додумана до конца. Стрела с черным оперением вонзилась в землю у конских копыт. Конь захрипел, подался назад. Одновременно за спиной стража послышался вопль. Оказалось, проводник вздумал свернуть с тропинки, обходя башню по кругу, и теперь висел головой вниз на трехметровой высоте, захлестнутый за правую ступню туго врезавшейся веревкой. Левая нога, оставшаяся свободной, нелепо взбрыкивала.
— Арей! — крикнул страж. — Арей! Это же я, Эрлун! Мы с тобой вместе были в Эдеме!
— И вместе из него изгнаны, — послышался глухой голос.
Гонец тронул было коня, но новая стрела вонзилась рядом с первой. Расстояние между стрелами было не больше ладони.
— Сколько мы с тобой не виделись, Арей?.. Лет двести? Со дня Большой битвы, когда полегло столько наших? Я был ранен. Долго восстанавливал силы… — Эрлун говорил искательно, обращаясь ко всем поочередно бойницам башни.
— Рад, что ты их восстановил. А теперь уезжай!.. Если бы когда-то мы не были друзьями, я послал бы стрелу тебе точно в дарх. Это больно, поверь! Гораздо хуже, чем просто получить смертельную рану.
— Мы же друзья!
— Вот как? То есть ты приехал просто как друг, решивший навестить изгнанника? Без всякой задней мысли? Без единственного задания? Двести лет восстанавливал силы, а восстановив, сразу помчался навещать друга?
Эрлун замялся. Попом, решившись, крикнул:
— Ну да, поручение есть!.. Меня послали поговорить с тобой! Я искал тебя почти неделю… Искал без магии, сам знаешь почему! Все это время я не слезал с седла и спал на каких-то ветках под дождем! Ты меня знаешь; я привык к роскоши, для меня это мука! Из уважения к моим страданиям — поговори со мной!
Долгое молчание. Потом тот же глухой голос недовольно произнес:
— Ну валяй! Можешь сказать, зачем ты пришел!
— Могу я хотя бы зайти к тебе?
— Зачем?
— Уютнее говорить с собеседником, когда видишь его.
Опять молчание. Эрлун не рисковал приближаться, разглядывая грядки. Для некоторых Арей притащил земли и поднял их на досках, чтобы плодородный слой был выше и корни не боялись лишней влаги. А это что? Тыква! Невероятно! В этих лесах вызрела здоровенная тыква!
— Это очень хорошая тыква, — сказал Арей, заметив, куда повернута голова Эрлуна. — Она уже подарила мне трех кабанов! Они подходят к ней ночью и задевают веревку самострела… Один из них сделал это вчера.
— Так давай его зажарим! — предложил Эрлун.
— Уже.
— На вертеле?
— Только не на вертеле, — отозвался Арей. — Всякий рая, как я пытался провернуть затею с вертелом, я понимал, что это блажь. Внутри мясо никогда не пропекается, а снаружи обгорает. На вертеле можно зажарить в лучшем случае кролика или пару куропаток.
— А как тогда?
— Тонкими ломтиками на раскаленных камнях. Или залечь в упих, но осторожно. Большой огонь может привлечь ненужное внимание. Порой забредают всякие твари с той стороны. И знаешь, хотя я и неплохо владею мечом, лишний раз я к ним не выхожу.
Эрлун увидел на камнях башни следы когтей и зубов. Многие из них были почти у бойниц второго этажа.
— Может, ты меня все же впустишь? — попросил он.
— В башню — нет. И не жди слова «извини». При отказе оно всегда звучит как оскорбление.
— Почему? Я же твой друг!
— Ты всеобщий друг, Эрлун! А всеобщий друг — это как слишком любвеобильная женщина, только и ждущая, чтобы ее поманили пальцем. И еще ты бол-ун! Сейчас ты мой друг, охотно верю. Потом станешь другом любого другого: Вильгельма, Барбароссы, какого-нибудь африканского божка с головой леопарда. Оттого умный горбунок и послал тебя, что ты быстро втираешься в доверие. И, разумеется, немедленно выбалтываешь всякому новому другу секреты всех предыдущих. Причем не думаю, что по злобе. Я не стал бы тебя излишне демонизировать!
Арей расхохотался. Должно быть, последняя шутка показалась ему удачной.
Эрлун спешился и теперь стоял рядом с конем, дер¬жа его под уздцы:
— Ты меня обижаешь! После Эдема я всякий раз вступался за тебя, когда ты выводил из себя Кводнона и он собирался подсылать к тебе убийц.
— И Кводнон тебя слушал? — спросил Арей.
Эрлун смутился.
— Ну хотя бы задумывался, — сказал он нерешительно.
— Какая разница! Теперь Кводнон мертв, но есть Лигул. И знаешь, Кводнон устраивал меня больше. Он хоть и подсылал убийц, но, как я подозреваю, лишь тех, которые ему надоели. Так что я был убийцей убийц, провинившихся перед хозяином. Любопытная роль, я тебе скажу!.. Но это мелочи! У Двуликого были и плюсы! Канцелярия при нем занимала крошечную комнатку, где сидели два полуслепых писца, у которых вечно не было ни одного чистого пергамента. Они кропали на каких-то клочках, соскребая с них ножичком предыдущий текст. Теперь же все буквально было завалено бумагами. Прекрасные пергаменты из человеческой кожи! Кровь четырех групп! Восьми резусов! И упаси Тартар перепутать, каким резусом писать какое прошение! Молодые стражи радостно перековывают мечи… ха-ха… на чернильницы, потому что кляузами можно добыть больше эйдосов.
— Да-да-да! — горячо закивал Эрлун. Он прямо дрожал от негодования. Даже усики у него прыгали, а нос так и вовсе побелел. — Ты совершенно прав, Арей! К этим гадам-чинушам без эйдосов и не суйся! А ведь эйдосы не просто так достаются!
