— Иллария Владимировна, что же это такое! — рыдала Аэлита. — Я больше так не могу!
Она смотрела на нее голубыми заплаканными глазами.
— В чем дело, Аэлита? — спросила Иллария.
У звездного дитяти был пронзительный, удивительно неприятный голос уличного репортера, причем она страшно частила и проглатывала половину слов. Иллария представляла, как тощая, плохо свинченная Аэлита бежит за очередной знаменитостью, тычет ей в лицо микрофон и верещит: «Поделитесь вашими планами на будущее! Это правда, что вы разводитесь? Говорят, вас пригласили на гастроли в Лондон! Это правда?»
«Если бы не ее папа, — думала Иллария, рассматривая зареванную Аэлиту. — Если бы не этот жирный чертов боров-папаша, он же спонсор издания, обожающий свое чадо, которое сдуру решило, что может делать журнал, то… Аэлиту бы отсюда как ветром сдуло». Конечно, «Елисейские поля» уверенно стоят на ногах, но у Илларии далеко идущие планы, и… вот. Приходится терпеть Аэлиту и надеяться на кошелек… нет, сегодня нужно говорить «чековую книжку» ее родителя.
— Аспарагус! Аспарагус зарезал материал! Сказал, что скорее повесится… А-а-а! — Аэлита зарыдала с новой силой. — Ну и пусть вешается! Все ребята жалуются! Никому житья не дает!
— О чем материал? — спросила Иллария.
— Известный предприниматель Онопко спонсирует местный конкурс красоты! Такое культурное событие, такие возможности для девушек нашего города!
— Онопко? — переспросила Иллария, приподняв бровь. Бизнесмен Онопко был темной лошадкой, возникшей ниоткуда несколько лет назад. С ним связывали сеть полуподпольных массажных кабинетов, на которые местные власти смотрели сквозь пальцы до тех пор, пока в одной из точек не убили известного бизнесмена господина N. Сразу же началось расследование, возня со свидетелями. Полезла некрасивая информация, причем с фотокомпроматом на людей, которые считались радетелями за державу на местном уровне. Конфуз, одним словом, вышел полный. Иллария видела некоторые снимки и подозревала, что автором был ее собственный папарацци Сеня. «Какой все-таки гад, — думала она. — Мог бы сказать! Мог поделиться!»
У нее мелькнула мысль сунуться самой в мутную воду и половить там… что поймается, но трусливый Веня Сырников ее отговорил. Вернее, он сказал: «Если ты это сделаешь, я уйду. Онопко сволочь, его дни сочтены. Не лезь туда». Иллария и сама понимала, что лезть не следует, но уж очень хотелось… Дядя Бен оказался прав. Онопко исчез, поговаривали даже, что его убрали. Устранили физически. История подзабылась, народ, повозмущавшись, переключился на другие, не менее интересные события, но тут вездесущий Онопко снова возник, как птица Феникс из пепла, и полез на сцену. На сей раз с конкурсом красоты. Каков разброс интересов, однако! Хотя, если подумать, интерес все тот же.
Иллария знала, почему взбунтовался главред. Герой статьи был из тех, кому Аспарагус даже под страхом смертной казни не подал бы руки. А из живучей сволочи Онопко и конкурса красоты вкупе получалась та еще гремучая смесь.
— Илья Борисович говорит, что для девушек это станет шансом устроить свою судьбу, — всхлипывала глупая Аэлита. — Он и меня пригласил. В жюри от нашего журнала. И Лешу Добродеева.
— А что, — осторожно начала Иллария, — вопрос с конкурсом уже решен? Я ничего не слышала…
— Почти решен. Илья Борисович говорит, что это вопрос двух-трех дней. Представляете, Иллария Владимировна, человек из нашего журнала будет в жюри. То есть я! — Она перестала плакать, глазки засияли. — А он… этот Аспарагус, говорит: ни за что! — Аэлита снова зарыдала.
Иллария в общих чертах ухватила ситуацию. Ничего с конкурсом красоты еще не решено, Онопко только начинает раскручивать свою идею и очень рассчитывает на «Елисейские поля». Только такой глупый карась, как Аэлита, мог купиться на подобную разводку.
— Оставьте ваш материл, — сказала она. — Я сама просмотрю.
— Спасибо, Иллария Владимировна, — шмыгнула носом Аэлита.
Иллария, задумавшись, откинулась на спинку кресла. «Онопко… — думала она, перебирая в памяти детали „массажного“ скандала — В чем, собственно, его обвиняли? Если какая-нибудь из массажисток позволила себе… что-то…»
Иллария не была ханжой, она знала изнанку жизни и то, как трудно заработать на хлеб девушке без профессии. И если девушка молода, красива, без комплексов, то почему бы и нет? А убийство… что ж, всякое бывает. И на улице убивают. Сейчас Онопко изо всех сил лезет обратно в бизнес, деньги у него, видимо, есть. Ему нужна реклама, дружба с «Елисейскими полями», и он готов платить. Только надо запросить… приличную сумму.
«Или не связываться? — раздумывала Иллария. — Или… все-таки связаться? Только Дяде Бену ни слова. А главред… — Портить отношения с Аспарагусом не хотелось. — Ладно, — решила Иллария, — оставим на потом и додумаем в спокойной обстановке. Сейчас я все равно ни о чем, кроме Кирилла, думать не способна»…
Под занавес, когда рабочий день уже закончился и народ нестройно потянулся к выходу, через турникет проплыла необыкновенная личность, небрежно бросившая вахтеру: «В журнал, по личному делу!» Тот только заморгал растерянно, отложив газетку, хотя мимо него обычно и муха не проскакивала. Не потому, что объект требовал такой уж неусыпной охраны, а исключительно по вредности собственного характера.
Личность представляла собой женщину, скорее молодую, чем старую, в ярко-красном платье, в белом жакете и белой шляпе из крашеной соломки с букетиком полевых маков, из-под широких полей ее ниспадали пышные золотые локоны. Большая лакированная сумка красного цвета и красные же туфли на высоких каблуках довершали наряд. Вахтер подумал даже, что незнакомка по красоте и стати, пожалуй, переплюнула Илларию, которую он очень уважал.
Женщина уверенно поднималась по широкой парадной лестнице бывшего профсоюзного учреждения. Сбегающие ей навстречу служащие почтительно прижимались кто к стене, кто к перилам, а она королевой шествовала по центру вперед и вверх. Достигнув третьего этажа, она уверенно свернула в длинный коридор и замедлила шаг, присматриваясь к табличкам на дверях. Неторопливо прошла до конца коридора и попала прямиком в «Уголок поэта», где в данное время находились расстроенная, кипящая жаждой мести Аэлита и утешающий ее Эрик Шкодливый. Оба дымили, как паровозы.
— Ты только подумай, Эрик, — страстно жаловалась Аэлита, выпуская дым в потолок, — этот старый дурак ломает мою карьеру! Этот… троглодит! Монстр!
— Не понимаю, почему Ларка так за него держится, — поддержал ее Эрик. «Ларкой» молодняк называл начальницу. — Аспарагус устарел морально.
— Типичный совок, — сказала Аэлита. — Совсем из ума выжил.
— Слушай, — Эрик понизил голос до шепота, — а может, между ними что-то есть? — Эрик был страшный сплетник и всегда держал нос по ветру.
— Ты что, офигел? — воскликнула Аэлита. — Он же урод и старый!
— Есть женщины, которым нравятся мужики постарше.
— У Лары, кстати, есть мужик.
