— Но ведь ты сам говорил… почему Антиквар? — несколько сбивчиво спросил Савелий. — Ты же говорил… ну из твоей статистики… профессора убили топором… и его жену тоже. Других ножом. А этот… у которого магазины электроники… вообще упал с балкона… Краснухина повесили… ты же утверждал, что у них… убийц… есть излюбленный метод… И я сам читал…
— Метод, допустим, есть. Но возможны варианты. Если вы вдумаетесь… Я сказал «вдумаетесь», — повторил Федор, значительно переводя взгляд с Савелия на капитана, — то поймете, что убийства и грабежи совершал один и тот же человек. Наш Антиквар. Почти двадцать пять лет назад он был начинающим игроком, нервничал и боялся. Отсюда «истеричный» дебют и много крови. После чего долгий перерыв — вкусив крови, вампир угомонился на целых одиннадцать лет. И проснулся только в девяносто восьмом. Возмужал, стал осторожнее, действовал наверняка. И схему отработал. Сначала «антикварная» разведка. Потом «ищи женщину», которая не против… помочь. Потом клофелин или снотворное в вине. И убийство… С кровью. Снова топор или нож. Ему повезло однажды — был осужден туберкулезный домушник… — Федор помолчал немного, потом сказал: — А может, одним везением тут не обошлось…
— Как это? — не понял Савелий.
— Чем больше он совершает преступлений, Савелий, тем больше оставляет следов. Не мог он не засветиться где-нибудь. И дальновидный преступник на каком-то этапе устраивает подставу.
— Как?
— Фабрикует улики, подбрасывает краденое… Я думаю, домушник — дело его рук. Кто поверит старому вору? Преступника осудили, дело закрыли, все довольны. А спустя девять лет практически на наших глазах появляются новые жертвы — Краснухин и Глузд. Краснухин повешен, Глузд удавлен. Тут вы сами в курсе. Нетипично, правда? А где кровь? — Он снова помолчал и ответил сам себе: — Нет крови. Так получилось. Но кровь будет, или… будь я проклят! Хотите пари? Он не может без крови, он же вампир. Краснухин и Глузд — только начало нового цикла. Для разгона. Настоящее дело впереди. Слышишь, капитан?
— Не каркай, — вяло бросил Астахов. — Накаркаешь. — Рассуждения Федора вызывали у него протест и беспокойство. Он и сам чувствовал, что двумя трупами дело Антиквара не закончится. Было у него такое внутреннее убеждение.
— Не было никакой необходимости убивать хозяев, — продолжал Федор. — Его целью являлся антиквариат. Так? Так. Я готов допустить, что была необходимость устранения женщин-соучастниц — тем самым он обрубал единственную ниточку между собой и убийством и мог не бояться, что когда-нибудь его будут шантажировать. Вероятность того, что убийства соучастниц свяжут с грабежами, ничтожна, он ничем не рисковал, устраняя их. А вот убийство хозяев… это все равно что завопить на весь мир — я не только грабитель, я еще и убийца! Он появлялся на сцене, когда жертва уже спала или была без сознания — следовательно, не могла его видеть и впоследствии узнать. Зачем же он убивал этих нуворишей? Савелий, как по-твоему? За убийство светит совсем другая статья… Какой смысл?
Савелий пожал плечами. Вид у него был больной.
— Наверное, ему нравится убивать… — произнес он неуверенно.
— Прекрасно сказано! — воскликнул с энтузиазмом Федор. — Я тоже так думаю. Ему нравится убивать! Ему нравится власть над жертвой, его опьяняет кровь! Когда он резким движением вонзает в жертву нож… или бьет ее топором… или…
— Хватит! — Капитан хлопнул ладонью по столу так, что зазвенели стаканы. — Ты, Федька, как пацан с кубиками! Заигрался. Ты забыл уже, как выглядит место убийства? «Власть над жертвой», «опьяняет кровь»! Пари заключаешь… Упражняешься тут в… красноречии. Тебе только книжки писать. Смотри, Савелия сейчас… стошнит. Антиквар… — Он сжал кулаки.
— Антиквар — психопат, — сказал Федор, не обидевшись. — Сильная, патологически жестокая личность. Умная, бесстрашная, уверенная в своей безнаказанности. Насколько мне подсказывает мой жизненный опыт, а также прочитанные труды по психологии, он сидит глубоко в норке, не высовывается, избегает контактов с людьми… вернее, они ему просто не нужны. Плохо одет, работает скромным бухгалтером или… кассиром… кем угодно — маленьким и незаметным. С комплексом неполноценности — возможно, увечен, по причине чего над ним издевались сверстники и не любила мать-одиночка. Его обижали и не любили, господа. А также не принимали всерьез. Ну, это так… фантазии, — прервал он себя. — Мысли вслух.
— Федька, перестань мутить воду, — сказал капитан с досадой. — Мать-одиночка его не любила… Надо же! Одного не могу понять: как ты у нас в органах продержался целых… сколько? Десять лет? Пятнадцать? С твоей мутной философией?
— А почему он делает перерывы? Одиннадцать лет… Девять лет…
— Не знаю, — ответил Федор. — Может, он впадает в состояние агрессии циклично. После убийства нормализуется. Вещички берет для себя, скорее всего. Антиквар — коллекционер. Избавляется от ювелирных изделий, а антиквариат придерживает. Сидит в подвале и любуется. Или отлучается, путешествует вокруг света. Или… не знаю! Отбывает наказание. А… может, гастролирует в других местах.
— А откуда он узнает про антиквариат? — спросил снова Зотов. — Если сидит в норке…
Капитан хмыкнул.
— Зришь в корень, Савелий, — похвалил Федор. — Это вопрос скорее к капитану. У него есть друг-ювелир, на котором пробы негде ставить, личность известная в городе. Скупает, оценивает, советует хорошим людям. В случае нужды делится информацией. Не даром, разумеется. Я бы на месте Николая пощупал Одноглазого… прощу прощения, информатора. Не может он, будучи в бизнесе больше сорока лет, ничего не знать. Слухами земля полнится. Каждое убийство обсуждается в городе, в прессе, на улице, на базаре.
— И что? — спросил вдруг Савелий.
— В каком смысле? — не понял Федор.
— Ну, что теперь? Как твоя статистика поможет следствию?
— Я уверен, что нужно перелистать дела еще раз. Обязательно появится зацепка. Посмотреть под другим углом, исходя из того, что это дело рук одного человека. Антиквара. Он мог проходить в качестве свидетеля…
— Но ты же смотрел…
— Очень поверхностно. Пытался поддержать свою версию, не более того. Можно увидеться с Гапочкой, послушать, что он имеет сообщить. Если он простит Кольку и захочет разговаривать. Да мало ли…
Тонкие, как колокольчик, звуки «Маленькой ночной серенады» перебили Федора. Савелий схватился рукой за карман, выхватил мобильный телефон.
— Зосенька! — воскликнул взволнованно. — Иду! Извини, родная. Иду! Я же говорил, не жди меня, ложись. Засиделся с ребятами… — Вид у него был радостно-виноватый, на скулах выступили красные пятна, пегие прядки соскользнули с лысины. — Это Зосенька, — Савелий посмотрел на друзей сияющими глазами. — Не ложится без меня, ждет… Я пойду, ребята, ладно? — Он уже неловко поднимался из-за стола, опрокидывая стаканы.
Федор и капитан смотрели на Савелия, и выражение лиц у них было одинаковое. У красавчика Федора Алексеева и бравого капитана Коли Астахова. Федор подумал, что его нигде никто не ждет, а капитан — что Ирка давно спит и видит десятый сон, и плевать ей на то, где он в данный момент находится: в реанимации или уже в морге, — тьфу-тьфу-тьфу, не к ночи будь помянут! — неосторожно наткнувшись на бандитскую пулю.
