Катька заулыбаясь, произнесла громко свое единственное слово: «Ли-за!» Потянулась ко мне. Я взяла ее на руки. Она боднула меня лбом в щеку. Ах ты, моя лапочка!
— Голодная? — спросила Ира. — Садись давай. Миша рыбу купил. Будешь? Есть картошка вареная. Правда, остыла.
Она хлопотала, накрывая на стол. Только для меня. Видимо, они уже поужинали.
— А вы?
— Мы… — повторила она. — Миш?
— Не хочу, — ответил он.
Тоже странность — он никогда не отказывался перекусить.
Она взяла у меня Катьку. Сидела молча, смотрела на меня. Миша опять уставился в стол.
— Что? — спросила я, откладывая вилку.
— Кушай, кушай, доча. — Она вдруг протянула руку и погладила меня по голове. — Мы, наверное, скоро уедем…
— Как? — я воззрилась на нее. — Почему?
— Пора и честь знать, загостились, — сказала она неубедительно.
— И куда же вы?
— Вернемся в Архангельск, у Миши там квартира.
— Я думала, вы насовсем, — пробормотала я. Удивительное дело: я не хотела, чтобы они уезжали. Еще пару недель назад хотела, а теперь — нет. Я привыкла к моей иррациональной и непутевой матери. А после вчерашних посиделок в кафе у меня окрепло… даже не знаю, как это назвать… чувство стаи, щита. Да скажи я, что меня кто-нибудь обидел, моя мать ринется на защиту… так мне казалось. Светлана Семеновна, моя приемная мама, была чудесным человеком и любила меня, но она работала воспитателем и твердо усвоила, что детей нельзя баловать, они должны быть дисциплинированны, есть вовремя, ложиться спать тоже вовремя, а главное — учиться. Моя мать зацеловывала Катьку, но ей не приходило в голову выключить телевизор, когда та спала. Дисциплине мама Ира вряд ли сможет научить, так как не понимает в принципе, что это такое. А в школу ее и на аркане не затащишь — им там деньги платят, вот пусть и воспитывают!
Но… Но если сосед сверху, чучело гороховое в семейных трусах, явится выяснять отношения, то она ему… как она сказала вчера? Глаза выцарапает! А пьяницу шуганет так, что он навсегда забудет дорогу к родной песочнице…
Я все чаще ловила себя на мысли, что мне хочется пожаловаться ей. На неприкаянность, на Игоря, на работу, от которой мало радости. Впрочем, о работе моей она уже высказалась довольно… круто. Светлана Семеновна не признавала жалоб. А мама Ира… Я представила, что будет, если кто-нибудь из ребятишек во дворе тронет Катьку…
— Мы тоже думали, что насовсем, — вздохнула Ира. — Меня домой тянуло со страшной силой. И тебя хотела увидеть. А теперь обратно тянет. Мише вообще здесь не нравится. Да, Миш?
Он кивнул.
— Там у меня подружки. Соседи хорошие. Не поверишь, плакали, когда мы уезжали…
— Но почему так… вдруг? Еще вчера ты ничего не говорила…
— Вчера… А, правда, хорошо погуляли? — Она, улыбаясь, взглянула на меня. — Да ты не горюй, доча. Мы еще разгуляемся. У нас там магазины не очень… А мне подарки еще надо купить девочкам. Да и тебе тоже… И к Митричу сходим, а как же? Спросим про этого, в белом свитере, хорошенького. Дел — непочатый край!
Она говорила, а мне хотелось плакать. Она изо всех сил пыталась убедить меня, что все хорошо, жизнь продолжается, но получалось не очень. Она казалась рассеянной и думала о чем-то своем. Да и Миша, чувствовалось, был не в своей тарелке.
— Что-нибудь случилось? — спросила я, настороженно глядя на нее.
— Не выдумывай, — сказала она. — Все будет тип-топ. Слышишь?
— Ли-за! — закричала Катька. Она улыбалась до ушей, прыгая у меня на руках. Миша был угрюм, моя мать… впервые я видела неуверенность в ее глазах. Она сникла и казалась постаревшей. Одна Катька ничего не понимала и была счастлива…
Глава 23
Ревность
Иллария нажала кнопку на крошечном пульте, и створки ворот плавно разошлись в стороны. Она въехала во двор, заглушила мотор. Было еще совсем светло, небо краснело на западе — к ветреному дню.
Она поднялась на крыльцо, оглянулась. Эхо тут же подхватило звук ее шагов. Она вставила ключ в замочную скважину, беззвучно провернула. Дверь подалась, и она, снова оглянувшись, вошла в темную прихожую. Здесь пахло деревом и сухими цветами, и стояла густая тягучая тишина. Она защелкнула замок, включила свет. Сняла плащ, сбросила туфли и босиком пошла в гостиную.
Иллария бесшумно скользила по зеркальному полу… как привидение, вдруг пришло ей в голову. Мысль оказалась неудачной, она поежилась. Поспешно включила свет. Металлическая люстра вспыхнула и качнулась слегка. Она подошла к бару, достала бутылку коньяка, бокал. Уселась на высокий табурет, стараясь не выпускать из виду дверь. Налила, выпила залпом. Ей было не по себе.
Она опьянела сразу. Сползла с табурета и, пошатываясь, пошла к дивану. Упала на него и как провалилась. Последнее, что она ухватила меркнущим сознанием, был бронзовый бык с мощным крупом и короткими ногами, с человечком на спине. У быка была кроткая кроличья морда и в тонких чешуйках бока. Человечек стоял на его спине, держа в вытянутых руках предмет непонятного назначения, похожий на решето без дна.
— Что это? — удивилась Иллария, увидев быка впервые.
— Понятия не имею, — ответил Кирилл. — Что-то ритуальное. Этой скульптуре около четырех тысяч лет. Месопотамия. Хорош, правда?
— Не может быть! — поразилась она тогда. — Это же целое состояние!
— Это реплика! — рассмеялся он. — К твоему сведению, существуют невероятные технологии старения металлов, нефрита, глины. Только специалист может отличить оригинал от подделки! Идешь по базару — глаза разбегаются, такая древность! А на самом деле — новодел. Вот девочка с гирляндой — настоящая, — добавил он самодовольно.
Фигурке из пожелтевшей слоновой кости высотой около двадцати сантиметров было, по словам Кирилла, две с половиной тысячи лет. Тонкая азиатская девушка в длинном одеянии с широким кушаком держала в руках цветочную гирлянду. Скульптору удалось передать удивительную хрупкость девушки и любопытство, с которым она, склонив голову к плечу, рассматривала гирлянду. Кисть правой руки была отломана, и край гирлянды парил в воздухе.
Он тогда достал из сейфа черный кожаный футляр, раскрыл. На лице его появилось выражение… умиления, восторга, благоговения. Так верующий смотрит на икону, ожидая чуда. Осторожно достал фигурку, поставил на кофейный столик.
— Правда, прелесть? — голос его дрогнул. — А ведь существовала же, мастер с живой резал! Стояла перед ним с гирляндой цветов, а он смотрел…
Иллария с удивлением прислушивалась к взволнованным модуляциям в голосе любовника — с чего это его так разобрало? Фигурка из кости не произвела на нее особого впечатления: бесцветная, слишком… она не сразу подобрала слово — скромная. Ее гораздо больше заинтересовал загадочный чешуйчатый бык.
…Бык смотрел кротко и задумчиво. У стоящего на его спине человечка было удивленное лицо…
