— Что ты делаешь? — ахнула она.
Джеймс не ответил — в конце концов, это и так ясно, что он делает, — но ей показалось, что он улыбнулся. В любом случае Эмма не сомневалась, что те невероятные вещи, что он проделывал с ней, церковь не одобряет.
А когда она совсем обезумела, Джеймс в следующую секунду оказался внутри ее, заполнив собой до отказа. Подсознательно она так туго сомкнулась вокруг него, что он чуть не взорвался. Каким-то чудом ему удалось сдержаться и продолжать двигаться, пока Эмма со сдавленным криком не взмыла ввысь, и Джеймс устремился следом.
Последним осмысленным действием Эммы, прежде чем ее захлестнула волна ощущений, была попытка зажать обеими руками рот Джеймса, чтобы заглушить рык наслаждения, который, как она знала, последует. Насколько ей это удалось, она не представляла, поскольку была слишком захвачена собственной разрядкой, чтобы замечать что-либо еще.
Но когда спустя несколько минут раздался стук в дверь и голос вдовствующей графини позвал:
— Эмма? Джеймс? Вы здесь? Мне показалось, я слышала твой голос, сынок. Ну разве не чудесная получилась вечеринка? — Эмма поняла, что ее попытка не возымела успеха.
Джеймс, который еще не настолько пришел в себя, чтобы ответить нормальным голосом, устремил на Эмму умоляющий взгляд. Она отозвалась, ухитрившись даже не рассмеяться:
— О да, леди Денем. Просто очаровательная.
Глава 29
— Позвольте поздравить всех собравшихся, — провозгласил судья Риордан, надевший по случаю торжественного события свой лучший парик, — с завершением строительства школы имени Стюарта Честертона. Для меня большая честь и удовольствие объявить школу открытой!
С этими словами он ударил бутылкой шампанского о кирпичный цоколь здания. Толстое зеленое стекло разбилось, потекла белая пена. Джеймс был не единственным в толпе, кто счел этот театральный жест совершенно неоправданной тратой хорошего шампанского. Однако это не помешало ему захлопать вместе с остальными, правда, после того как жена ткнула его локтем.
А затем их обступили местные жители, желавшие поблагодарить графскую чету за щедрые пожертвования на школу, где найдется место каждому ребенку в. округе, пожелать им добра или просто поглазеть на них. Ибо жителям острова нечасто представлялась возможность лицезреть графа и его супругу, в отличие от баронов и их жен, которых они видели даже слишком часто. Собственно, лорд и леди Маккрей проводили большую часть времени в городке, поскольку в замке полным ходом шел ремонт, и леди Маккрей — в девичестве Пенелопа Ван Корт — утверждала, что у нее закладывает уши от постоянного стука молотков.
И достопочтенная мисс Фиона Бейн, ныне леди Гарольд, жена наследника герцога Радерфорда, часто баловала земляков своими визитами, поскольку ничего так не любила, как расхаживать по улицам городка в шикарных лондонских туалетах.
Однако лорд и леди Денем редко наведывались в эти места, чего нельзя было сказать о деньгах, регулярно поступавших из их лондонского дома на остров. Школа была лишь первым сооружением, воздвигнутым в память о Стюарте Честертоне. На очереди была больница, где со временем должен был обосноваться Джон Макадаме, один из первых уроженцев острова, получивших образование в Оксфорде. Предполагалось, что в больнице будет и родильное отделение, завершение строительства которого удивительным образом совпало со счастливым моментом, когда леди Денем обнаружила, что находится в интересном положении.
Не все, однако, были довольны нововведениями, которые графская чета внесла в быт заброшенного рыбацкого поселения. Мистер Мерфи тревожился — и не без оснований, — что теперь, когда в связи со строительными работами на острове появились дополнительные средства передвижения, использование катафалка ограничится его прямым назначением. А поскольку никаких новых эпидемий на острове не разразилось, его бизнесу грозил полный упадок. Собственно, в последний раз его услуги потребовались именно лорду и леди Денем, пожелавшим извлечь из земли останки молодого мистера Честертона, чей гроб он и Клетус Мак-Юэн несколько месяцев назад тайно зарыли под Древом желаний ввиду нехватки .места на церковном кладбище.
Лорд и леди Денем щедро вознаградили Мерфи за его труды по откапыванию гроба и доставке его в похоронную контору. Однако он так и не понял, почему, когда спустя некоторое время он зашел к гробовщику, чтобы узнать, не найдется ли для него еще какая-нибудь работенка, в задней комнате, где полагалось находиться только гробу мистера Честертона, стояли два новехоньких гроба, причем таких, какие пристало иметь скорее принцу, чем бедному викарию.
Тем не менее оба гроба погрузили на паром и переправили на большую землю, чтобы, как предположил Сэмюэль Мерфи, доставить на церковное кладбище в Денемском аббатстве. На взгляд Мерфи, использование двух гробов, когда хватило бы одного, было верхом экстравагантности, но какое ему дело, в конце концов. Богатые довольно странная публика, и пытаться понять их — напрасный труд.
Впрочем, мистер Мерфи был не единственным жителем острова, имевшим основания поражаться причудам лорда Денема. Юный Фергюс Макферсон, при всем уважении к графу, искренне считал, что новая школа была бессмысленной расточительностью. Теперь, когда у него появились очки и он мог видеть то, что упустил раньше, не было силы, способной заманить его в школу, пусть даже в такую замечательную. Слишком много интересного таили в себе окрестные холмы, где он блуждал с рыжим щенком из помета Уны, названным Робертсом в честь камердинера графа, который любезно согласился заменить Эмму в школе и был безмерно счастлив, когда лорд Денем нанял наконец учителя и отправил своего верного слугу домой, в Лондон.
Как раз во время одной из таких прогулок Фергюс заприметил лорда и леди Денем. Стоя под Древом желаний, они развешивали на нем собственные башмаки, как будто вовсе и не были представителями английской знати, а обычными молодоженами, которые, вступая в совместную жизнь, хотели бы, чтобы им сопутствовала удача. Вся эта затея, с точки зрения Фергюса, не стоила того, чтобы выбрасывать на ветер вполне приличную обувь. Ибо, судя по тому, как граф поцеловал свою жену, полагая, что их никто не видит, судьба уже более чем благословила этих новобрачных.
