— Юрашка! — вскрикнула Вика и обвила его шею голыми руками. Ногу, которая до того красовалась на барьере, она водрузила теперь Гузынину на колени.
— Что вы себе позволяете? — зашипел он ей в шею, прерывисто дыша. — Это ни в какие ворота не лезет!
— Лезет, — ответила неумолимая Вика. она собралась вести себя эротично. Ей лучше всего было сейчас сластолюбиво ерошить шевелюру Юрия Петровича, но волос у того не было ни единого. Поэтому пришлось теребить кончик его носа и сладко шептать на ухо:
— Угомонитесь! Ей-богу, все испортите! Если подыграть мне вы не способны, то хоть сидите смирно. Даже вздремнуть можете. Поймите, мы должны усыпить бдительность этих троих и внушить им, что мы подвыпившая пара и заняты исключительно друг другом. А сами будем за ними наблюдать. Так что прекратите отбиваться. Как мужчина вы меня интересуете не более, чем прошлогодний снег.
С этими словами она еще жарче обняла Юрия Петровича, положила голову ему на плечо и смежила длинные ресницы. Она уже заметила, что к столику трех богатырей пробирается стройный молодой человек с аккуратной прической. Опытным глазом она сразу определила, что это не лихой браток и не гуляка из золотой молодежи, вроде Максимки Рычкова. Стать, ясный взор и здоровая, ровная нежность кожи молодого человека внятно говорили Вике, что перед нею свой брат, клерк из хорошей фирмы. Этакий слегка разбавленный вариант Кирилла Смоковника. Аккуратный молодой человек уселся рядом с остроносым брюнетом и засиял приветливостью.
— Чего лыбишься? — невежливо спросил Шура Балаганов. — Твой-то что решил?
— Наши дела закончены, — сказало подобие Смоковника брюнету. Брюнет из этих троих, очевидно, был главным. Он молчал. Зато заговорил человек-шкаф:
— Так не пойдет. Духу надо еще пять штук.
Причесанный молодой человек пожал плечами. Наконец открыл рот и брюнет. Говорил он довольно сиплым тенором:
— Нехорошо! Вы обещали добавить.
Молодой человек снова показал множество одинаково ровных и длинных зубов:
— Дела закончены. За что надбавка? Уймите своего Духа: доплата предполагалась за особый риск. Но разве таковой риск был? Ни малейшего. Более того, подвернулась какая-то дура в шляпе. Следствие роет в основном эту версию — у нас есть эксклюзивная информация. Щупают еще Приходько с Комковского мясокомбината — того, что не сдал Малиновскому акции. Обе версии мимо! И ваш Дух может либо ехать себе на все четыре стороны, либо торговать мороженым на главной улице — никому он не нужен. Он вне подозрений. Он — тот неуловимый Джо, которого никто не ищет. Пусть успокоится!
— А шеф твой спокоен? Ночью в кроватку не писает? — снова встрял Балаганов.
— Тихо, Стасик, — осадил его брюнет и повернулся к причесанному юноше. — Ты так своему дяде скажи. Духу мало. Еще пять штук! Дядя должен понимать, что это серьезно. Пусть подумает.
Улыбчивый молодой человек медленно покачал головой. Его твердый трезвый взгляд унесся далеко в мерцающую тьму зала.
Вика все это время делала вид, что дремлет на плече у Гузынина. Она даже сладко почмокивала иногда губами. Разговор приличного молодого человека с тремя бандитами (она уже не сомневалась, что это бандиты) слышен был превосходно. Когда же речь зашла о дуре в шляпе, Вику вдруг заколотило так, будто она в португальском своем платье, с голыми руками и спиной, оказалась сейчас на апрельском ночном ветру там, под звездами, в тени Сумасшедшего дома. Даже Гузынин откликнулся на ее дрожь и стал безуспешно натягивать голубой подол на ее бедро, по которому под колготками выступала гусиная кожа. “Ничего, не беспокойтесь”, — прошептала Вика Юрию Петровичу и машинально погладила его по щеке. Свершилось! Теперь она знала почти все. Трое с Интернациональной — убийцы. Вернее, они организовали убийство Малиновского, а застрелил его тот, что остался в седьмой квартире — парень с подбородком вперед и со светлыми даже в темноте глазами. Известно теперь, что зовут его Дух. И он требует за работу какую-то надбавку, которую не выплачивают, потому что вместо Духа разыскивается она, Вика. Донимают и несчастного Приходько. Вика слышала как-то по телевизору, что один сельский мясокомбинат не пожелал влиться в колбасную империю Малиновского и заблокировал тем самым реформы, прогресс и продвижение всего человечества к процветанию. А теперь вот Приходько еще и в заказчики убийства записали. Но кто же настоящий заказчик? Конечно, хозяин румяного и аккуратного молодого человека. А хозяин кто? В первую минуту клерк в стиле Смоковника показался Вике знакомым, однако она решила, что на нем просто оттиснут штамп корпоративной банальности. Но чем больше она сквозь дрожащие полузакрытые ресницы вглядывалась в молодое гладкое лицо с правильным носом и правильными зубами, тем больше убеждалась, что видела это лицо прежде. И голос определенно знакомый! Откуда? Где встречались? Разумеется в “Грунде”. Кто-то из клиентов? Гостей? Сотрудников? Вика пронеслась мысленно по великолепному офису своей фирмы, распахивая двери и вглядываясь в примелькавшиеся лица. Первый этаж, второй… Господи, кто же это?
— Ну, как знаете, — спокойным тоном случайного прохожего проговорил молодой человек. Три богатыря переглянулись, Балаганов вскочил:
— Пошли, Дэн! Я только с папой с самим теперь говорить буду. Чего эту сявку слушать!
Остроносый Дэн, самый главный и самый приличный из всех троих, тоже поднялся. Он был не так груб, как Стасик Балаганов, он даже ухмыльнулся, но ухмылка вышла злобная:
— Кончен, говоришь, разговор? А дело не кончено. Так своему и передай.
Человек-шкаф даже говорить не стал. А может, не сообразил, что сказать. Все трое удалились с угрожающим достоинством. Молодой причесанный человек остался сидеть за пустым столиком. Скоро из зала набежала стайка девушек, взбудораженных поимкой очередной майки мегапевца. Посланец неведомого папы умудрился с ними смешаться и исчез.
Вика тут же сняла ногу с колен Гузынина и выпустила его из своих объятий. Юрий Петрович блаженно повел освобожденными плечами, затем отодвинул свой стул подальше от Вики.
— Кажется, я наконец-то отбыл свою повинность? — осведомился он.
— Да. Но на редкость бездарно.
— И вы еще жалуетесь? После тех дурацких провокационных штучек, которые вы тут со мною вытворяли? — возмутился Гузынин.
— Я вас предупредила: на вашу скромность я не покушаюсь. Но была нужна маскировка, иначе мы ничего бы не разузнали. И не воображайте, что я получила море удовольствия, обнимая ваш шершавый пиджак. У вас что, на груди пакет нафталина зашит? Я чуть не задохнулась. Да и нога страшно затекла на ваших деревянных коленках.
Вика вытянула пострадавшую ногу, тонкую и стройную, и принялась ее растирать. Юрий Петрович от ноги отвернулся с недовольной гримасой.
— Вы хоть что-нибудь узнали? — спросил он. — Я ничего не уловил, певца слушал. А поет он гнусно.
— Вы просто не умеете сосредоточиться, — важно сказала Вика. — Впрочем, к нужному столику вы сидели затылком, поэтому ничего удивительного… Зато я теперь знаю все! Или почти все. Вы тоже не огорчайтесь: свою роль вы сыграли. Вы были техническим оборудованием, сидели довольно неподвижно… В общем, спасибо!