– Это всего лишь я. Годфри.
Годфри!
Годфри.
Ни разу не слышала об архангеле по имени Годфри, но такой наверняка есть, и как раз он-то меня и нашел.
Я спасена!
Глава четырнадцатая
Пойманный в Уайтчепеле
Я работаю отнюдь не затем, чтобы исправлять промахи нашей полиции.
Шерлок Холмс (Артур Конан Дойл. Голубой карбункул)
[41] Из записок доктора Джона Уотсона
– Значит, я спасена, – со вздохом произнесла девушка на больничной койке.
Она не столько говорила, сколько хрипела.
Все же ей повезло. Порез пересек ее шею мирным ручейком – широкий, но не глубокий. На месте раны останется только бледный шрам, тончайшее природное ожерелье перламутрового оттенка, и голос вскоре тоже полностью восстановится, нужен лишь полный покой.
Однако мой друг Шерлок Холмс, увы, не подходил на роль сиделки. В нем бурлило слишком много неутомимой энергии. Вынужденное сохранение тишины в лечебнице не успокаивало его, а тяготило.
Тем не менее он чувствовал, когда клиенту требуется бережное обхождение, а эта бедная девочка теперь и в самом деле была его клиентом и заслуживала куда большей заботы, чем любой титулованный аристократ в затруднительном положении.
– Моя дорогая, – заговорил Холмс с особой добротой в голосе, которую проявлял только к сильно пострадавшим людям, – на вашу долю выпало ужасное, суровое испытание. Можете ли вы дать хоть какие-нибудь показания относительно внешности нападавшего? Вы бы невероятно помогли делу.
Хотя обращение его было очень искренним и достаточно разумным, на девушку оно не произвело никакого эффекта: бедняжка совершила путешествие через юдоль отчаяния к ужасам, которые мы могли себе только воображать.
И все же она, кажется, распознала в детективе, благодаря его сдержанной речи, товарища по несчастью в человеческом обличье. Взгляд пострадавшей уже обладал той ясностью, какой пока что не хватало голосу, и она направила на сыщика бледно-голубые печальные очи.
– Мистер Холмс, – молвила она, с трогательной точностью запомнив, как мы ей представились, – я должна признаться, что прошлой ночью почти ничего вокруг себя не замечала. Тот мужчина выглядел лишь тенью, отделившейся от других теней. Я только помню, что он был выше меня ростом и не разменивался на ласковые слова, а толкнул меня на стену и приступил к делу.
– Выше? – сразу оживился сыщик. – С меня?
Это вызвало у нее улыбку:
– Нет.
– Как доктор Уотсон?
Девушка бросила взгляд в мою сторону, и мне показалось, что она смотрела с теплотой, будто знала, что я ухаживал за ней.
– Доктору Уотсону придется встать, как и вам.
Я с извинениями подчинился. Врачи привыкли проводить долгие часы в больничных палатах и присаживаются при первой же возможности.
– Примерно такого же роста, что и доктор Уотсон. Сестра сказала… я действительно залила кровью шарф вашей жены?
– Ну что вы, дорогая. Не стоит беспокоиться. Это был мой шарф, который мне связала жена. Мэри будет рада, что он оказался у меня под рукой и помог спасти вашу жизнь.
– Правда? – Невыносимая боль исказила ее лицо. – Ваша жена добрая, так ведь?
– Сущий земной ангел.
– Мне показалось, я видела ангела. Прошлой ночью на улице.
– Вы были?.. – начал Холмс.
– Была ли я пьяна? Нет. У меня не хватало денег на выпивку. Никогда не хватало. Я просто бродила по улицам. У меня не было ни сил, ни средств ни на что другое. Многие мужчины меня останавливали, а потом убегали. Это все похоже на сон.
– И в этом сне, – продолжил сыщик, – появился тот последний человек и порезал вас.
Девушка прижала бледную руку к бледной же шее, перевязанной еще более бледной повязкой:
– Я только надеялась, что льющаяся кровь, по крайней мере, станет мне теплым одеялом.
Даже Холмс на мгновение потерял дар речи. Затем он спросил:
– Насколько он высок?
– Я ростом пять футов один дюйм. А он, пожалуй, футов пять с половиной.
– Как он выглядел?
– Ночь стояла темная, но полоса света от уличных фонарей пересекла его лицо. Молодой. Это был ангел?
– А глаза?
– Не темные. Светлые, прозрачные. Будто сквозь них можно проплыть. Я почти… проплыла.
– Растительность на лице?
– Не помню рта. Только щетину.
– Усы?
– Усы. У моего отца были усы, но он умер.
– Светлые или темные?
Взгляд девушки устремился поверх наших голов, словно там воспарил святой.
– Темные, – прозвучал ее мечтательный голос. – Лицо круглое и бледное, будто луна, но волосы темные. Усы короткие, темно-русые, как шерстка мыши.
– Мышиного цвета усы, – повторил Холмс, пронзив меня взглядом. – Возраст?
Она покачала головой:
– Ни молодой, ни старый. Лет тридцати?
Детектив посмотрел на меня озадаченно, но не без торжества. Описание, по кусочкам выведанное у пострадавшей, полностью соответствовало внешности человека, которого он недавно поймал, а также мужчины, пристававшего к Элизабет Страйд и скрывшегося, пока мой друг преследовал призрака Израэля Липски.
Пока мы тихонько совещались, свидетельница погрузилась в глубокий сон. Я взглянул на нее с радостной уверенностью врача, к которой примешивалась горечь: девушка выживет, но зачем?
– Замечательно! – пробормотал Холмс то ли по поводу полученных показаний, то ли о здоровье пациентки, я так и не понял. – А теперь нас ждет более неприятное занятие.
– Еще более неприятное? – ошеломленно уточнил я.
– Мужчину тоже необходимо допросить.
Мы зашагали по длинным пустынным коридорам, где гуляло эхо.
– Речь у нее достаточно правильная, – отметил я. – И наверняка умелые руки. Возможно, Мэри сумеет ее пристроить…
Холмс глянул на меня с раздражением и в то же время сочувственно, но ничего не сказал.
– В этом аресте есть только два интересных момента, как сказал бы мистер Холмс, – заявил инспектор Лестрейд, пока мы в его скромном служебном кабинете ждали прибытия заключенного.
Холмс даже не пытался сделать вид, что его интересуют умозаключения коллеги из Скотленд-Ярда, однако я послушно нацепил привычную для врача маску полного внимания, с какой выслушивал жалобы пациентов.
Инспектор слегка скривился, отметив мои старания.
