Книга Валькирия [= Тот, кого я всегда жду ], страница 55. Автор книги Мария Семенова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Валькирия [= Тот, кого я всегда жду ]»

Cтраница 55

Если бы на нас теперь шёл вражий корабль, с него давно бы уже летела певчая смерть, так что сидеть бы нам, скорчившись, за щитами, моя же стрела не досягнула бы двух саженей… сажени…

Неразлучное громовое колесо толкнуло в ключицу: пора! Вот корабль припал левым бортом к воде, вознося правый; в бою он закрыл бы нас, дал приготовиться; лодья начала выпрямляться, я вскочила, оттягивая тетиву до правого уха; нашла глазами скакавший бочонок и выпустила подряд все три стрелы… проследила за их полётом, увидела торчащими, обрадовалась… и запоздало смекнула, что расторопный враг утыкал бы меня, как ежа. Хорошо, если бы позволил метнуть вторую стрелу. Куда уж там третью…

Плотица вновь развернул корабль, догоняя бочонок. Я виновато ждала: воевода, внимательно следивший за нами, станет учить нескладёх, подаривших Морскому Хозяину ладные боевые стрелы, а с ними меня, неосторожную. Он ведь не пощадит и не понадеется, что в бою буду умней. Вотрёт, как едкую мазь. Вождь повернулся к Плотице и указал рукой против ветра, звеневшего в снастях на разные голоса:

– Чайки кружатся… глянем, что там такое.

Я брезгливо подумала, что там скорее всего был дохлый тюлень, разбухший, обезображенный тлением и клювами прожорливых птиц.

– Падаль какая-нибудь, – проворчал кормщик, топча палубу упрямой деревянной ногой. Вождь ничего не ответил. Парни выловили бочонок, Плотица гаркнул, прокашлявшись:

– Поворот!..

Мы кинулись по местам: ребята – хватать тугие концы, нести бьющееся ветрило на левый с правого борта, а я – из-под ног паршивым котёнком, не ровён час, помешаю. К парусной работе, как и к веслу, меня близко не подпускали. Того гляди, впутаюсь долгой косой в смолёные ужища, подставлю голову под катящийся бегунок, ручки белые намозолю… что было мне – обижаться? Или опять радоваться, что срама миную?

А всё же не зря люди звали Мстивоя Ломаного воеводой. Мы издали поняли, что это был совсем не тюлень. Качался в воде обрубок бревна, способный удерживать на плаву человека. Потом я разглядела верёвку и две привязанные руки. Время от времени руки напрягались и жестоким усилием вытягивали к поверхности голову. Чайки бросались с криками, пытаясь клевать. Человек хватал ртом воздух пополам с водой, и голова снова тонула. Привязанный не замечал ни галдевших птиц, ни нашего корабля. Он ничего вокруг уже не замечал.

Наверное, кто-то решил подарить его Морскому Хозяину, как я чёрного петуха. Только я не мучила птицу, прежде чем утопить. Тут мне стало жутко и холодно, и кто-то другой, склонный всё примерять на себя, толкнул меня в бок: так же сделают и с тобой, когда попадёшь в плен. А прежде ещё всё отнимут, что можно отнять у связанной девки. Ой мне!..

…Знать, о Морском Хозяине подумали все. Воевода хмуро промолвил:

– С Богами здешними я сам толковать стану, когда осерчают. А хуже будет, про нас скажут: струсили.

Корабль прошёл мимо бревна, и три молодца, быстро скинув одежду, с ножами в зубах перебрались через борт. Двое стали рубить путы, а третий обхватил человека поперёк живота. У того был привязан тяжкий камень к ногам. Этот камень едва не повлёк обоих на дно, когда пали верёвки. Упорен, знать, и на диво силён был незнакомец, коль до сих пор успевал взнимать себя к свету… другое дело, и вождь повернул корабль как раз вовремя. Да что говорить.

Лодья описала круг и приблизилась осторожно, на вёслах. Крепкие руки втащили на палубу всех четверых. Трое кметей были с головы до пят красны от холодной воды и жгучего ветра. Спасённый лежал на гладких досках, мучительно выгнувшись, раскинув окостенелые ноги, беспомощное нагое тело казалось мертвенно-серым, как скудная лесная земля. Он не открывал глаз, но руки по-прежнему судорожно сгибались, он запрокидывал голову, ударяясь о палубу затылком, и с лютым хрипом скалил ровные зубы: он был давно без сознания и всё ещё погибал в воде между тонущим камнем и плавучим бревном… Пока мы смотрели, он вздрогнул, и выпяченные рёбра перестали подниматься и опадать.

Сугубого приказа нам не понадобилось! Тот не кметь на лодье, кто тут растеряется. Двое припали на колени и начали сдавливать ему грудь, не позволяя сердцу умолкнуть. Мутная вода истекла из уст человека… Я вобрала в себя побольше воздуху, обняла губами его рот и с силой вдунула в горло. Это был молодой великан, сотворённый для праздника бытия: как позволить, чтобы ушёл с весёлого пира, чуть пригубив? Он так яростно сражался со смертью – и разрешить ему, уже спасённому, вдруг взять умереть? Ну нет. Слишком могучая жизнь обитала внутри холодного тела, ей надо было лишь немного помочь. У меня начало темнеть в глазах от глубоких вдохов и выдохов, но вот губы затрепетали, широкая грудь сама вобрала воздух, и человек закашлялся и застонал, заскрёб пальцами доски. Теперь надо было согреть его и дать отлежаться. Случись всё это около суши, можно было бы ещё присыпать землёй, возвращая на время в праматеринское лоно… Что поделаешь, берег давно пропал вдалеке. Ребята вынули из-под палубы два хороших меховых одеяла и дали мне толстую варежку. Я всунула в неё ладонь и начала тереть человека, гоня по жилам и жилочкам отяжелевшую кровь.

Он был красивый, хотя и очень замученный. Как раз такое лицо, какое могло бы нравиться мне: гордое, резкое, напрочь лишённое слащавой девичьей нежности. Крепкие скулы, прямой нос и тёмные брови над сомкнутыми глазами, как крылья. Если бы ещё не серый налёт страдания, старивший и искажавший лицо… Я подумала, какими будут глаза, когда у него хватит сил поднять наконец ресницы, прилипшие к худым мокрым щекам? И как он выглядит, когда улыбается? И что делать, если он захочет мне улыбнуться?

Мне вдруг стало совестно смотреть на него и показалось, будто меня застали за чем-нибудь нехорошим. А ведь на самом деле я лишь спросила себя: а если этот чужой, из моря вынутый человек как раз окажется Тем, кого я всегда жду?..

Я сменила уставшую руку и продолжала тереть. Я не знаю, подслушал ли неподвижно лежавший мои тайные мысли, но мне уже казалось – подслушал, и мстилась ниточка между нами, готовая связаться маленьким узелком, и было стыдно и боязно, и подступала тоска. Наверное, с этим, как с Посвящением: нетерпеливо ждёшь, а пришёл срок – хотя на денёчек бы отложить!..

Плотица и воевода весь день чередовались возле правила. В прежних малых походах они ставили у руля каждого молодого кметя, даже меня, – мало ли что может случиться, ходишь на корабле, умей всё. Мы доспевали по-разному, иных суровый Плотица награждал подзатыльником. Мне таких наград не перепадало, и я не знала, что думать: щадил меня, девку? Или же вправду что получалось?.. Я, конечно, мечтала думать, что получалось. Но стоило подойти к правилу истинному умельцу, и сразу делалось ясно, в чём разница, кого корабль слушался едва-едва, а кого радостно и с охотой. Вот и теперь за полдня через борт не плеснуло ни единого разу.

Вызволенный зашевелился только под вечер, когда полнеба обняла медленная заря, а ветер начал стихать. Вождь тотчас велел затеплить в трюме маленький очажок. Чуть погодя и вправду раскрылись мутные, ничего не понимающие глаза… Блуд подал мне глиняную чашку. Волнуясь, я устроила голову человека у себя на коленях, и он потянулся губами и принялся глотать горячий, добротно сваренный мёд. Живая краска выступила наконец сквозь серую кожу… Блуд сказал:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация