Где-то далеко-далеко, точнее, за высокими стенами Цитадели Декстер, вышла на башню крошечная фигурка и прозвонила в серебряный колокол, и, заслышав этот едва слышный звон, я вдруг выпрямился в кресле и подумал: ага! Я понимаю, это звучит претенциозно, даже отдает мелодрамой, но так оно и было – я действительно подумал: ага! Потому что вспомнил одну вещь: время-то у меня на самом деле очень даже имелось. Небольшое, не больше трех часов окно, на протяжении которого я вполне мог заниматься своим волшебством, – до самого назначенного на три родительского собрания.
Но хватит ли мне трех часов? Терпеть не могу спешки в таких делах, и к тому же у меня на пути имелось одно ма-аленькое препятствие: я не знал, где находится Патрик. Даже если и удастся его быстро найти, у меня наверняка останется совсем немного времени на то, чтобы разобраться с ним и избавиться от останков. Скорее всего придется просто сунуть в него нож и спрятать тело в какую-нибудь подходящую дыру, отказавшись от самого приятного.
Странное дело, при мысли об этом меня передернуло. До сих пор мне не приходилось совершать ничего столь хладнокровного, и я не был уверен, смогу ли вообще осилить такое. То, что я делаю в нормальной ситуации – если ее, конечно, можно назвать нормальной, – гораздо изысканнее, даже медитативно. Ну, начинается-то более-менее стандартно, но потом следует неспешно, согласно давно устоявшемуся набору правил, так, чтобы были соблюдены абсолютно все положения Кодекса Гарри и все остались довольны: и я сам, и Гарри, и Муза. Делать надо именно так и никак иначе, а то будет неправильно.
Какое мерзкое слово «правильно» – совершенно не в духе Декстера. Я руководствуюсь вовсе не тем, что правильно, а что нет, поскольку по большей части поступаю неправильно. Я хорошо приспособленное к жизни, но неправильное чудовище, и мне это нравится, а вопросом правильности пусть лучше терзаются мои партнеры по играм: они ощущают это куда острее меня. И если я не подарю этих острых ощущений Патрику, это будет неправильно… точнее, не по-декстерски.
Но сейчас было другое дело. Я занимался этим не для себя, если не считать того, что так зарабатывал несколько беззаботных дней в роскоши. Нет, я делал это ради Джекки – и в некотором смысле ради всего человечества. Я собирался стереть с лица земли отвратительное пятно, бросающее тень на весь человеческий род, – а разве это не доброе дело? Возможно, я смог бы даже убедить отряд скаутов Коди выдать мне значок за столь бескорыстное убийство. И если мне ради этого придется провернуть все быстрее, чем положено, – жаль, но ничего не поделаешь. Это вам не игра, а работа, которую нужно выполнить. И никто не мог сделать ее лучше, чем я.
Значит, решено: времени на развлечения с Патриком Бергманом у меня нет. Я просто найду его, покончу с ним и избавлюсь от тела – быстро и решительно. И снова я на мгновение заколебался. Такая спешка при свете дня? Мало того что это безвкусно, даже грязно – это походило бы… страшно сказать на что… на убийство.
Из всех странных мыслей, роившихся в моей голове, эта могла бы показаться самой странной, но я говорю чистую правду. Декстер испытывал колебания в вопросе, в котором вроде бы достиг совершенства, и все потому, что заниматься этим предстояло в спешке. Может, это новая жизнь в роскоши размягчила оболочку такого чудовища, как я? Уж не превратился ли я в старую деву, не способную на самые простые и очевидные поступки? Неужели я оказался на поверку проще и примитивнее, чем сам считал?
Я устроил себе строгую выволочку: приказывал собраться, быть мужчиной и делать то, что обязан делать. И, повторив с дюжину подобных штампов, начал верить в то, что смогу справиться с задачей, хотя мысль об этом по-прежнему причиняла дискомфорт.
Я? Привереда???
Впрочем, плевать: это надо сделать, и значит, я сделаю. А раз единственная возможность совершить это имелась сегодня, значит, мне стоило поспешить. Я посмотрел на часы: 10.28. Чтобы успеть в школу к Коди, мне нужно было разобраться со всем не позже четверти третьего, и в школу я мог явиться только чистеньким, свеженьким и со стопудовым алиби. Вот если я уйду на ленч немножко раньше, скажем в полпервого, это даст мне пару часов времени до собрания – правда, при этом придется пожертвовать настоящим ленчем. Мне это представлялось чудовищной жертвой, однако я убедил себя в том, что цель того стоит. Да и потом, когда все закончится, всегда можно заказать себе в номер какой-нибудь еды.
Что ж, за дело. Я отмахнулся от дурацких сомнений и включил компьютер, чтобы начать поиск.
Исключительно по привычке я проверил свою почту и обнаружил в ней обычный мусор: абсурд, вранье и непристойности. Однако имелось там также и официальное письмо от капитана Мэтьюза, сообщавшее, что я обязан присутствовать вечером в субботу в театре Гусмана, обязан захватить с собой жену, обязан быть одет согласно дресс-коду и смеяться всякий раз, попадая в объектив камеры. Я заметил, что морщу нос, и раздраженно заставил себя прекратить.
Значит, Ренни сказал правду насчет того, что капитан потребовал моего присутствия на этом бенефисе? Вне всякого сомнения, ради позитивного образа управления в глазах телезрителей. Что ж, это всего лишь еще один камешек в ношу, которую приходится влачить по полной боли жизни, и уж как-нибудь я сдюжу и, может быть, даже выживу. Пока же я исполнился решимости сделать так, чтобы не выжил Патрик.
У меня имеются кое-какие навыки поиска с помощью компьютера, к тому же в моем распоряжении есть доступ к источникам, недоступным большинству обычных пользователей, – спасибо моей работе с лучшими людьми Майами. Всего за несколько минут я узнал, что Бергман, Патрик М., место проживания Ларами, штат Теннесси, является гордым обладателем красного «кавасаки-650 ниндзя». Значит, я не ошибался насчет преследовавшего нас мотоцикла. Это вам не откровение вроде «ага». Впрочем, нового в этой информации были только марка и цвет мотоцикла, а ни то ни другое не могло подсказать мне, где он находится сейчас. Впрочем, судя по всему, он не из сложных личностей, так что если я не смогу найти его в течение часа, мне, право же, придется подать заявку на исключение из членов Международного Ордена Скромных гениев. Я не знал, где он находится, – что ж, отлично. Начнем плясать от последнего известного его местонахождения.
Он преследовал нас несколько дней, выжидая, изучая наш повседневный график. Он терпелив, как и положено охотнику на оленей, а ведь для него это должно быть похоже на оленью охоту: изучить повадки зверя, понять логику его действий, а тогда все остальное уже просто.
Значит, на сегодня ему наверняка уже известно наше расписание. Он знает, что с девяти утра и до пяти вечера Джекки находится либо здесь, в управлении, а значит, недоступна, либо на месте преступления, где ее окружает толпа вооруженных полицейских. Даже такой тупица, как Патрик, не может не понимать, насколько малы у него шансы пробиться к Джекки, когда она окружена копами. Значит, он наблюдает, изучает наши ритуалы и выискивает время, когда она уязвима более всего.
И разумеется, найти такое время не трудно. Оба раза, когда я видел его рядом с гостиницей, случались утром. Я не видел, чтобы он подъезжал вечером, но утром он уже ждал на месте. Значит, он занимает позицию в конце подъездной дороги где-то между шестью с копейками вечера, когда мы возвращаемся из управления, и полвосьмого утра, когда мы уезжаем.
