— Логан.
— Лаз, приятель! Как идут дела?
Опять этот чертов Колин Миллер.
— Чем могу быть полезен, Колин? — сказал он с усталым вздохом.
— Я вот тут новости слушаю, пресс-релизы читаю. Что происходит?
Мимо прогремел грузовик с прицепом, обдав машину Логана метровой волной грязи и мокрого снега. Логан смотрел, как задние габаритные огни, два красных глаза, скрываются за поворотом.
— Ты, черт возьми, очень хорошо знаешь, что происходит! — произнес он с раздражением. — Ты опубликовал свою чертову историю и лишил нас единственного шанса схватить этого ублюдка. — Логан знал, что не совсем прав, что Миллер не хотел, чтобы все так неудачно вышло, но сейчас ему было все равно. Он устал, злился на весь свет, и ему очень хотелось на кого-нибудь наорать. — Он украл еще одного парнишку, потому что тебе очень захотелось сообщить всему миру о том, что мы нашли труп, который он спрятал в общественном туалете… — Он внезапно замолчал. Правда, которую он так долго искал, взглянула ему прямо в глаза. — Твою мать! — Он ударил кулаком по рулю. — Мать, мать, мать, твою мать!
— Господи, парень, успокойся! Что случилось?
Логан сжал зубы и еще раз ударил по рулю.
— Ты что, поймал кого-нибудь или еще что?
— Ты всегда знаешь, когда кто-то умирает, не так ли? Ты всегда, мать твою, знаешь, когда у нас труп. — Мимо, обдав машину грязью, промчался еще один грузовик, и Логан отшатнулся от окна.
— Лаз?
— Исобел.
Миллер промолчал.
— Она твой информатор, так ведь? Вынюхивает и тебе кусочки приносит. Помогает тебе продавать газеты твои вонючие! — Логан почти кричал. — Сколько ты ей платишь, а? Сколько тебе заплатили за жизнь Джейми Макрита?
— Все совсем не так! Это… Я… — Молчание. Потом опять голос Миллера, очень тихий и жалобный: — Она приходит домой и иногда рассказывает мне, как прошел день.
Логан взглянул на телефон так, будто эта маленькая вещица рыгнула ему в лицо.
— Что?
Вздох.
— Мы… У нее тяжелая грязная работа. Ей хочется с кем-нибудь поделиться. Мы не могли предположить, что все так нелепо закончится… Я клянусь! Мы…
Логан не сказал больше ни слова и выключил телефон. Да все за милю было видно. Опера, крутая тачка, одежда, вкусная жратва и рот, как канализационная труба. Да, это был Миллер. Это он был ее новый ухажер, тот, который «скандалист». Логан сидел один в машине, в темноте. Шел снег. Логан закрыл глаза и грязно выругался.
Констебль Ватсон подумала, что если ей придется смотреть еще один сериал, то она закричит. Миссис Стрикен перешла к просмотру записанных на видеопленку моментов собственной жизни. Жалкие люди, жившие жалкой жизнью, занимались разной ерундой в бессмысленной жалкой пьесе о жалости к жизни. «О господи, как мне это все надоело!» В доме не нашлось ни одной книги. Все, что у них было, это телевизор и тупые бесконечные сериалы.
Она прошла в кухню, сунула в мусорную корзину пустую картонку из-под лапши. Это была пустая трата времени!
— Джеки? Поставь, пожалуйста, чайник, пока ты на кухне!
Ватсон вздохнула:
— Когда сдох твой последний раб, Ренни?
— Мне с молоком и два кусочка сахара, ага?
Качая головой, она в очередной раз наполнила чайник и поставила его кипятиться.
— Делаю это в последний раз, — сказала она, вернувшись в гостиную. — Теперь твоя очередь.
Констебль Ренни взглянул на нее с ужасом:
— Я же пропущу начало «Эсмеральды»!
— Она на видео! На видео твоя «Эсмеральда»! Как ты можешь пропустить начало, если это на видео! Поставь эту мерзость на паузу.
Сидевшая в глубоком кресле миссис Стрикен добавила окурок к куче других.
— Вы двое, мать вашу так, вы когда-нибудь прекратите собачиться? — сказала она, доставая зажигалку и пачку сигарет. — Прямо как дети малые, черт вас возьми.
Ватсон скрипнула зубами:
— Хочешь чаю, Ренни? Иди и делай. — Она повернулась и пошла наверх.
— Ты куда?
— В туалет, пописать. Тебя это устраивает?
Констебль Ренни издевательски поднял вверх руки, как будто защищаясь:
— Хорошо, хорошо! Я сам сделаю чай. Ш-ш-ш-ш! Успокойся. Прямо такое большое дело… — Он поднялся с дивана и собрал пустые кружки.
С победной улыбкой констебль Ватсон пошла наверх.
Она не услышала, как открылась дверь черного хода.
37
Констебль Ватсон сидела на краю ванны, периодически нажимала на ручку слива на смывном бачке и заглядывала в унитаз. Смыв работал хуже некуда. Наконец-то хоть туалетная бумага смылась. Остальное растворилось в воде, и можно было считать это незаметным.
Как и весь остальной дом, ванная тоже была морозильником. Подавив мелкую дрожь, Ватсон вымыла руки холодной водой, взглянула на серое полотенце, висевшее на двери, и вытерла руки о куртку.
Она открыла дверь и увидела силуэт человека, стоявшего прямо напротив двери в ванную. Отскочила, сердце забилось в горле. Стрикен вернулся!
Она зарычала и, не раздумывая, замахнулась, намереваясь нанести удар в лицо. В последний момент глаза справились с темнотой, мозг получил сигнал — и рука остановилась. Это не Мартин Стрикен. Его мамаша, глаза расширились от ужаса. Они стояли, уставившись друг на друга, было тихо и кровь шумела в ушах.
— Никогда так больше не делайте! — Ватсон опустила руку.
— Смена пришла, — сказала мать Мартина слегка дрогнувшим голосом, глядя на нее как на сумасшедшего, сбежавшего из клиники. — Мочевой пузырь меня достал, просто убивает. — Она прошлепала мимо, одной рукой запахивая кардиган, в другой сжимая «Ивнинг экспресс». — Твой друг что-то давно не появлялся, наверное, все чай для себя готовит. — Она хлопнула дверью и оставила констебля Ватсон стоять в одиночестве на верхней площадке лестницы, в темноте.
— Очаровательная женщина, — пробормотала Джеки. — Неудивительно, что ее сын такое чудовище.
Она пошла вниз, думая о пинте пива, которой детектив-сержант Макрай обещал ее угостить. Куда лучше, чем очередная чашка чая. Слегка улыбаясь, она плюхнулась на диван. На экране телевизора дрожали титры «Эсмеральды» на фоне поля, снятого с высоты птичьего полета. Какое внимание к ней — остановить просмотр, пока она не справит нужду.
— Иди сюда, Ренни! — крикнула она. — Что ты так долго копаешься? Горячая вода, чай, молоко. Это совсем не трудно. — Она откинулась на спинку дивана и недовольно посмотрела на экран телевизора. — Да ради всего святого! — Она встала и пошла в кухню. — Ты что, даже этот чертов чай сделать не…
На покрытом линолеумом кухонном полу лежало тело.
