В этот раз агент «438» представил подробный протокол последнего военного совещания, на котором присутствовали Жуков, Ворошилов, Молотов, американский и английский атташе. Британский представитель просил о советской помощи в Африке, на что Молотов ответил, что резервы живой силы не столь велики, как полагают союзники. И в свою очередь, упрекнул в переориентировке в Египет военной техники, которую британцы должны были поставить в Советский Союз через Персидский залив.
Из напряженного разговора следовало, что между союзниками имеются весьма серьезные разногласия и вряд ли англичане могут рассчитывать на помощь в военной кампании на Африканском континенте. Полученную информацию следовало передать в Генеральный штаб в самое ближайшее время. Из полученной шифровки также вытекало, что Советский Союз испытывает нехватку в людских резервах: исходя из докладной записки начальника Главного военно-санитарного управления Красной армии Смирнова, было принято предложение Комитета обороны об уменьшении числа коек в госпиталях, чтобы высвободить для фронта двести тысяч человек.
Рихтера фон Ризе настораживала интонация письма, показавшаяся ему очень тревожной. Агент находился буквально на грани нервного срыва, и следовало подобрать подходящие слова, чтобы тот не наделал каких-то глупостей. В интересах Германии, чтобы Мишанский работал в секретариате Комитета обороны как можно дольше. Но если все-таки он посчитает свою деятельность невозможной, то в таком случае его придется переправить через линию фронта. Пусть поработает в аналитическом отделе у Гелена, где он тоже принесет немалую пользу Третьему рейху.
В дверь негромко постучали, и в комнату вошла шарфюрер СС фрейлейн Хельга Штайнбауэр. Положив на стол заклеенный конверт, сообщила:
— Вам срочная депеша, господин штандартенфюрер.
Едва кивнув, Рихтер фон Ризе дал понять секретарше, что она свободна.
Оставшись один, он распечатал конверт и нашел там шифровку, отправленную от резидента Горгоны:
«Юпитеру. Нахожусь в критической ситуации. Радист был запеленгован и, чтобы не попасть в плен к советской контрразведке, покончил с собой. В настоящее время нахожусь без передатчика и передаю сообщение по старым каналам связи. Существует ли возможность отправить ко мне радиста с рацией или связать с уже действующим радистом? Жду вашего решения. Горгона».
Рихтер фон Ризе еще раз внимательно перечитал письмо. Судя по содержанию послания, резидент Горгона держит ситуацию под контролем. Агент Горгона один из наиболее подготовленных людей и в Советский Союз был переброшен еще до войны. За это время агент успел обрасти нужными связями, а потому все отправленные сообщения заслуживали высочайшего доверия. Ситуация на фронте меняется едва ли не ежедневно, и постоянно требуются данные о передвижении и дисклокации советских войск. Так что без рации тут не обойтись.
Можно, конечно, отправить к агенту радиста с рацией, но где гарантия, что самолет не подобьют над линией фронта, и где вероятность того, что приземление радиста произойдет благополучно: что он не повредит ноги или не окажется в руках военной контрразведки русских. Куда проще и безопаснее действовать через проверенные и уже зарекомендовавшие себя каналы.
Собравшись с мыслями, Рихтер фон Ризе принялся писать простым карандашом на клочке бумаги ответ:
«Горгоне. Считаем, что в настоящее время высылать радиста с рацией нецелесообразно. В вашем районе уже работает радист под псевдонимом «Неволин»…»
Отложив ручку, барон призадумался. Ему приходилось бывать в Люберцах. Городок тихий, очень зеленый и глубоко провинциальный. Со своей небольшой местной историей. На месте города когда-то было село, получившее свое название от речки Либерцы. Впоследствии это село принадлежало любимцу Петра Первого генерал-фельдмаршалу Александру Даниловичу Меншикову, который переименовал его в Преображенское. Прежнее название, чуть в искаженном виде — Люберцы, вернулось лишь с опалой всесильного фаворита. Позже селом владел Карл Петер Ульрих, ставший впоследствии российским императором Петром III. Так что горожанам было чем гордиться.
При воспоминании о времени, проведенном в Люберцах, губы фон Ризе непроизвольно разошлись в сладкую улыбку. Ему было что вспомнить. Например, девушку по имени Настя: двадцатилетнее чудо со светлыми волосами и голубыми глазами. Возможно, что в ее жилах текла арийская кровь, если не так, тогда откуда у нее такие ясные и выразительные глаза?
Рихтер познакомился с Настей в двадцать седьмом году, будучи двадцатилетним юношей, когда приехал в Люберцы к своей бабушке, бывшей камер-фрейлине императрицы Марии Александровны, жены Александра II. Выпускница Смольного института, она со скрытой гордостью рассказывала о том, что для императорского дворца их отбирал сам император, и, судя по его доброй улыбке, она ему очень приглянулась. С кокетством, свойственным даже женщинам в возрасте, бабушка поведала о том, что Александр II любил поволочиться за молоденькими фрейлинами, и окажись она менее строгих нравов, так вполне могла бы занять место его второй жены Екатерины Михайловны Долгоруковой или, по крайней мере, была бы его фавориткой.
Уже давно не было бабушки, скончавшейся в Париже в июле тридцать четвертого, и сам он уже далеко не тот, каким был шестнадцать лет назад. Но время так и не сумело стереть воспоминание о белокурой девочке с голубыми и ясными глазами, с которой он прогуливался по Томилинскому парку и, сидя на посеревшей от времени скамейке у небольшого озера, заросшего по берегам густым камышом, наблюдал за милующимися лебедями.
Интересно, где сейчас Настя?
В какой-то момент, поддавшись минутной слабости, барон хотел дать задание резиденту разыскать свою первую любовь, но потом раздумал: война не самое подходящее время, чтобы из-за личных интересов рисковать особо важным агентом.
Для предстоящей встречи агента и резидента подойдет Томилинский лесопарк, где никогда не бывает много народу. Подумав, приписал:
«…Ваша встреча должна состояться в следующую среду в шесть часов вечера у входа в Томилинский лесопарк. Ваш пароль: “Вы можете разменять три рубля?” Ваш ответ: “Разве только мелочью”. Если по какой-то причине встреча не состоится, то она должна произойти в субботу. Радист надежен. Юпитер».
Сложив письмо в конверт, барон Рихтер фон Ризе вызвал секретаря.
— Вот что, любезная Хельга, отдайте это сообщение в шифровальный отдел.
— Слушаюсь, господин штандартенфюрер, — произнесла шарфюрер СС Штайнбауэр. И, забрав пакет, немедленно удалилась, высоко подняв хорошенькую головку.
Сегодня был вторник. Вполне достаточно времени, чтобы шифровка дошла к положенному сроку. Агент, работающий под Костромой, просил выслать для вербовки сто пятьдесят тысяч рублей и батареи для рации. Так что сегодня же вечером ему будет сброшена с самолета обещанная посылка, а вот шифровку ему предстоит передать агенту Горгоне, с которым он знаком лично.
Облегчение не наступало. Что-то тревожило барона, но вот что именно, понять было сложно. Что-то на уровне интуиции. Достав из шкафа бутылку коньяка, он наполнил стопку, мимоходом подумал о том, что не нашлось подходящей закуски — кусочка шоколада или конфеты, — и проглотил напиток в один глоток.
