— Я тут с фотографией Неволина обошел городские окраины, стучался в каждый дом, спрашивал о нем у каждого встречного, но его никто не признавал…
— У тебя есть что-то конкретное? — несколько раздраженно спросил Романцев.
— По Неволину пока ничего нет, но я вот что подумал, товарищ старший лейтенант: может быть, еще раз пройти по больницам? Вдруг его доставили попозже? Знаете, как у нас это нередко бывает, стукнули человека трубой по голове — и лежит он себе где-нибудь в посадке, пока на него кто-нибудь не наткнется. В больницу его привезут, а как звать его, откуда он родом, не помнит.
— А документы на что? — буркнул Тимофей.
— Разное случается, — неопределенно сказал старшина. — Может, и документов при нем не было. А может, забрал кто? И потом, мы ведь просто созванивались с больницами, а вот если в каждую из них прийти, да еще фотографию показать, может, кто-нибудь и признает.
— Предложение разумное. Тогда давай не откладывай в долгий ящик и займись этим прямо сейчас.
— Есть!
— Хотя вот что… Где ты сейчас находишься?
— На Карла Маркса.
— Там, кажется, первая районная больница находится?
— Именно так.
— Подходи к ней, и я сейчас туда подъеду. А потом по остальным больницам проедемся.
— Хорошо, товарищ старший лейтенант, — обрадованно воскликнул старшина.
Сняв с вешалки фуражку, Романцев вышел из кабинета.
«Хорьх-108» подъехал в тот самый момент, когда старшина с двумя бойцами подходил к центральному входу больницы. Открыв дверь, втроем прошли в здание, где их встретил дежурный врач. Любезно, как и подобает разговаривать с сотрудниками НКГБ, представился:
— Я — дежурный врач Фридман… Вы кого-то ищете, товарищи?
Достав из планшета фотографию Копылова, Романцев протянул ее врачу.
— К вам в больницу случайно не поступал вот этот человек?
Взяв снимок, дежурный врач довольно долго всматривался в его лицо, после чего ответил:
— Увы, вижу его впервые… Хотя, знаете… Он мне напоминает одного больного. Загляните в военный госпиталь. Пару дней назад я был в травматологическом отделении у своего однокурсника, нужно было кое-что уточнить… Так вот, как мне кажется, в это самое время в больницу завезли красноармейца, он очень похож на этого человека. Только за достоверность я все-таки не ручаюсь. Я не особенно-то и приглядывался, а потом, он был весь распухший и в кровоподтеках. В общем, парню сильно досталось.
— А что с ним случилось, можете сказать?
— Кажется, он попал в какую-то автомобильную аварию.
— Хорошо, — забрал Тимофей фотографию. — Мы туда заедем.
Попрощавшись, они вышли из больницы.
В военном госпитале дверь им открыл молодой парень, по всей видимости сторож. На выцветшей гимнастерке орден Красной Звезды, вместо правой ноги — культя, которой он деловито постукивал по дощатому полу.
— Дежурный врач здесь? — спросил Тимофей, шагнув вовнутрь.
— Он на втором этаже. Его кабинет сразу у лестницы. Вы его увидите, он никогда его не закрывает. Там свет горит.
Прошли по скрипучей, голосившей на все лады лестнице и зашагали к приоткрытому кабинету, из которого в темный коридор падала узкая полоска света.
За небольшим письменным столом, заваленным тетрадями и книгами, сидел немолодой мужчина в военной форме, поверх которой был накинут белый халат, на крупном носу едва держались очки в тонкой металлической оправе. Ему было немногим за пятьдесят, и он бережно пролистывал какую-то потрепанную книгу. Увидев вошедших, поинтересовался:
— Вы кого-то привезли?
— Мы к вам по-другому вопросу, — ответил Романцев и вытащил фотографию. — Военная контрразведка «СМЕРШ», старший лейтенант Романцев, — представился Тимофей, показав удостоверение. — Вам знаком этот человек?
Поправив сползшие очки, доктор произнес после некоторого молчания:
— Он лежит в нашей больнице.
— Вы уверены? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Тимофей.
— Абсолютно, — вернул врач фотографию. — Этот красноармеец поступил к нам два дня назад. Его сбил грузовик. Скажу так: ему очень повезло, все могло быть значительно хуже. Все его лицо было в крови. Ссадины, порезы. Перелом правого запястья, черепно-мозговая травма. Так как он был в военной форме, то его сразу же доставили к нам в госпиталь.
— Почему же вы тогда не сообщили о его местонахождении? — сурово спросил Романцев.
— Товарищ старший лейтенант, я бы советовал вам более уважительно обращаться к старшему по званию… Между прочим, я подполковник… А что касается вашего замечания… При нем не было никаких документов. Была какая-то записная книжка, но что в ней написано, совершенно непонятно. Какие-то точки, черточки, знаки… Такое впечатление, что он просто ее зашифровал. А сам этот человек находился в бессознательном состоянии и ничего не мог о себе сообщить. Он, кстати, до сих пор толком не пришел в себя… Очнется на какое-то время и опять уходит в беспамятство. Впрочем, я вас могу к нему проводить, вы сами все увидите. Пойдемте со мной.
Доктор уверенно вышел из кабинета и зашагал по гулкому коридору. Остановившись у одной из дверей, подождал поотставших гостей и открыл дверь. На ощупь длинными хирургическими пальцами отыскал на стене выключатель и зажег свет. Ярко вспыхнула люстра, на какое-то время ослепив присутствующих. В палате лежали шесть человек. Двое проснувшихся настороженно посматривали на вошедших. Сон больного человека чуткий, тут любая скрипнувшая половица разбудить может, а уж ночная делегация из трех человек во главе с дежурным врачом — почти событие! В углу на металлической панцирной кровати лежал тяжелобольной. Голова его была перевязана, рука и нога — в гипсе, лицо в многочисленных ссадинах и кровоподтеках. Выглядел он незнакомым. Только повнимательнее всмотревшись, можно было понять, что на кровати лежит Геннадий Копылов.
Крепко ему досталось!
— Когда, по-вашему, он должен прийти в чувство?
— Мы делаем все возможное для этого. Но для быстрейшего восстановления потребуются лекарства, которых в настоящее время у нас просто нет в наличии.
— Напишите мне список нужных лекарств, мы доставим их в кратчайшие сроки, — пообещал Романцев.
— Хорошо, — согласился военврач, — я так и сделаю.
— И все-таки меня интересуют сроки его восстановления, хотя бы приблизительные.
— Мозг у него не поврежден, но сотрясение довольно сильное, на полную реабилитацию уйдет значительно больше времени. Но неделя — вполне реальный срок, когда он может хоть как-то ходить и адекватно оценивать ситуацию.
— Неделя — это слишком долго, мы даем вам три дня! За это время он должен быть если уж не здоров, то, по крайней мере, удовлетворительно себя чувствовать.
