14 апреля. Стремительное уменьшение диаметра Земли. Шар, по-видимому, поднялся над линией апсид
[40] по направлению к перигею
[41] — то есть, иными словами, стремился прямо к Луне. Сама Луна находилась у меня над головой и была недоступна для наблюдения. Обновление воздуха в камере потребовало необычайно больших усилий.
15 апреля. На Земле невозможно рассмотреть даже самые общие очертания материков и океанов. Около полудня снова послышался загадочный треск, столь напугавший меня раньше. На этот раз он продолжался несколько секунд, постепенно усиливаясь. Оцепенев от ужаса, я ждал какой-то страшной катастрофы, но корзину только сильно встряхнуло, и мимо моего шара с ревом, свистом и грохотом пронеслась громадная огненная масса. Оправившись от ужаса и изумления, я сообразил, что это, должно быть, вулканический обломок, выброшенный с небесного тела, к которому я так стремительно приближался. По всей вероятности, это один из тех странных камней, которые иногда выпадают на Землю и называются метеорами.
16 апреля. Заглянув в боковые иллюминаторы, я с удовлетворением обнаружил, что лунный диск превысил в размерах мой шар. Я был очень взволнован: скоро конец моему опасному путешествию! Я жду этого с нетерпением, так как сжатие воздуха для дыхания теперь занимает все мое время и поспать мне почти не удается.
Я страшно устал и совсем обессилел. Человеческий организм не способен долго выдерживать такие нагрузки. Во время короткой ночи мимо опять пронесся метеор. Они появляются все чаще, и это не на шутку пугает меня.
17 апреля. Сегодня — особенный день моего путешествия. Если вы помните, 13 апреля угловая величина Земли достигала 25°, 14 апреля она существенно уменьшилась, а 16 апреля, ложась спать, я отметил угол в 7°15´.
Каково же было мое удивление, когда утром 17 апреля, очнувшись после короткого и тревожного сна, я увидел, что поверхность, находящаяся подо мной, вопреки всяким ожиданиям увеличилась и достигла 39° в угловом измерении! Меня словно обухом по голове хватили. Ужас и изумление, которые не передашь словами, ошеломили и буквально раздавили меня. Колени мои задрожали, зубы начали выбивать дробь, волосы зашевелились. «Значит, шар лопнул! — мелькнуло у меня в голове. — Да, он, несомненно, лопнул! Я падаю, и падаю с невероятной, невиданной скоростью! Судя по тому громадному расстоянию, которое я уже преодолел, не пройдет и десяти минут, как я врежусь в поверхность Земли и разобьюсь в лепешку».
Тут ко мне вернулась способность мыслить; я опомнился, поразмыслил и начал сомневаться. Нет, это совершенно невероятно. Я не мог так быстро преодолеть столь громадное расстояние. Я действительно приближался к расстилавшейся внизу поверхности, но далеко не так быстро, как почудилось мне сначала.
Эти размышления несколько успокоили меня, и я наконец-то понял, в чем дело. Если бы страх и растерянность не лишили меня способности соображать, я бы уже с первого взгляда заметил, что поверхность, находившаяся подо мной, ни в чем не похожа на поверхность Земли. Именно Земля теперь находилась вверху, скрытая шаром, а внизу, под дном корзины, расстилалась Луна во всем ее великолепии!
Сейчас я уже не понимаю, почему случившееся вызвало у меня такую панику. Ведь этот переворот, это «сальто-мортале» было не только совершенно естественным и необходимым, но я заранее знал, что оно неизбежно произойдет, когда шар достигнет той точки, где земное притяжение уступит притяжению Луны, — или, вернее, притяжение шара к Земле окажется слабее его притяжения к Луне. Оправдать меня может только то, что я едва проснулся и еще не успел прийти в себя, когда неожиданно обнаружил нечто поразительное. Очевидно, этот поворот шара на 180° произошел так спокойно и плавно, что если бы я даже в это время проснулся, то вряд ли сумел бы его заметить.
Стоит ли говорить, что, опомнившись и ясно сообразив, в чем дело, я с жадностью припал к иллюминаторам и принялся рассматривать поверхность Луны. Она расстилалась подо мной, точно карта, и, хотя находилась еще очень далеко, все ее очертания проступали совершенно ясно. Первое же, что бросилось мне в глаза: полное отсутствие океанов, морей, а равно озер и рек — словом, каких бы то ни было водоемов.
При этом, как ни странно, я различал обширные равнины явно наносного характера, хотя бо́льшая часть их поверхности была усеяна бесчисленными вулканическими конусами, которые имели такую правильную форму, что казались скорее рукотворными, чем естественными возвышениями. Самый большой из этих конусов возвышался более чем на три мили над равниной. Впрочем, карта лунной области, носящей название «Флегрейские поля», даст вам, господа, более полное представление об этом ландшафте, чем какое-либо описание. Бо́льшая часть вулканов оказалась действующей, и я мог судить о бешеной силе их извержений по обилию принятых мной за метеоры камней, все чаще с грохотом пролетавших мимо шара.
18 апреля. Размеры Луны стремительно увеличивались, и слишком большая скорость спуска начинала меня тревожить. Я уже говорил, что предположение о наличии у Луны атмосферы, плотность которой соответствует массе нашего спутника, сыграло важную роль в планах моей экспедиции. И это несмотря на массу противоположных теорий и широко распространенное убеждение, что у Луны вообще нет никакой атмосферы. Но, независимо от приведенных выше соображений относительно кометы Энке и зодиакального света, мое мнение в значительной мере опиралось на наблюдения известного астронома — господина Шретера из Лилиенталя. Он наблюдал Луну на третий день после новолуния, вскоре после заката, когда темная часть диска была еще невидима, и продолжал следить за ней до тех пор, пока она не стала видимой. Оба рога молодой Луны казались удлиненными, и их тонкие бледные кончики были слабо освещены лучами заходящего Солнца. Вскоре после наступления ночи темный диск осветился. Я объясняю это удлинение рогов преломлением солнечных лучей в лунной атмосфере. Высоту этой атмосферы я принимал в 1356 футов; следовательно, максимальную высоту преломления солнечного луча — в 5376 футов. Подтверждение моих взглядов я нашел в восемьдесят втором томе «Философских трудов», где речь идет об оккультации
[42] спутников Юпитера, причем третий спутник становился неясным за одну или две секунды до исчезновения, а четвертый исчезал на некотором расстоянии от диска планеты.
От степени сопротивления или, вернее сказать, поддержки, которую эта предполагаемая атмосфера могла оказать шару, всецело зависел и благополучный исход моего путешествия. Если же я ошибся, то мог ожидать только конца моих приключений: мне предстояло разлететься в пыль, ударившись о скалистую поверхность Луны. Судя по всему, я имел все основания опасаться такого конца. Расстояние до Луны было уже совсем небольшим, а обновление воздуха в камере требовало поистине адского труда, и я не замечал ни малейших признаков увеличения плотности атмосферы.
