— Что случилось? — спросил он. — Что-то не так?
— Нет, — нерешительно произнесла она, а затем робко прибавила, словно не в силах сдержаться: — Мы должны еще встретиться, я знаю.
— Значит, завтра?
В ответ она энергично кивнула. Потом вышла из машины.
— Заезжайте за мной в магазин.
Серый дождь, сдуваемый сильными порывами ветра, поглотил ее. Дождь не стихал всю ночь. За завтраком Мартин услышал по радио сообщение об убийстве, случившемся накануне вечером в Хэмпстеде. Его пробрала дрожь при мысли о том, что в то самое время, когда он сидел и разговаривал с Франческой, меньше чем в миле от них убили женщину, оставив тело под затихающим дождем.
Он заехал в магазин за Франческой без четверти шесть. Они выпили в «Джек Строе Касл», а затем поужинали в «Вилла Бьянка». Девушка не курила и выпила всего бокал вина, а в качестве аперитива — апельсиновый сок. Когда пришла пора ехать домой, она не позволила Мартину ее отвезти. Они стояли рядом с его машиной и спорили — Урбан настаивал, а она в своей откровенной манере заявляла, что ни в коем случае ему не позволит. В это время мимо проезжало такси, и Франческа прыгнула в машину, прежде чем Мартин сумел ее остановить. Такси повезло ее по Хэмпстед-Хайстрит, а затем свернуло на Гейтон-роуд, а это означало, что Франческа могла жить как к северу от Хэмпстеда, так к востоку или даже к западу. Завтра вечером, подумал Мартин, он прямо спросит ее, где она живет. Почему он еще этого не сделал? Урбан почувствовал нечто похожее на стыд, когда подумал, что большую часть проведенного вместе времени говорил о себе, а она слушала с вниманием человека, уже испытывающего острый интерес к собеседнику. Естественно, он не привык к такого рода дружескому общению. Смешно думать, что его родители, или Гордон, или даже Норман Тремлетт будут, затаив дыхание, слушать его. Но только не Франческа. Это было ужасно лестно, приятно и весело, вызывало желание ее защитить — и отвлекало его от вопросов о ее жизни. Но завтра он обо всем расспросит.
На этот раз не в магазине, а в фойе Театра принца Уэльского. Именно так он строил все свои предыдущие отношения с девушками, довольно непродолжительные и неудачные, — сначала ужин, на следующий вечер театр, потом кино, потом опять ужин. А что еще делать? Франческа была так красива, что Мартин не смог сдержать свои чувства и выпалил, как только они сели на свои места:
— Ты выглядишь просто великолепно. Глаз не оторвать.
На ней было платье из розового панбархата, спадавшее мягкими складками, а на шее — ожерелье в виде крошечных розовых бутонов. Волосы подняты вверх, как у японки, а локоны скреплены длинными черепаховыми заколками. Непривычный макияж делал ее какой-то незнакомой, недоступной и необыкновенно привлекательной в сексуальном плане. От комплимента она слегка поморщилась.
— Не надо, Мартин.
Он дождался окончания пьесы, и когда они шли к его машине, оставленной на Лоуэр-Риджент-стрит, с мягкой улыбкой заметил:
— Не нужно делать вид, что ты не любишь комплиментов.
Тон у него был непринужденный, но Франческа была серьезна и казалась немного расстроенной.
— Знаю, Мартин! Я знаю, что я дура. Но ничего не могу поделать, разве ты не видишь? Мне и вправду хотелось тебе понравиться.
— Естественно. А почему бы и нет?
— Давай не будем об этом, — сказала она.
Когда они ехали по Хайгейт-Уэст-Хилл, Мартин сказал, что собирается отвезти ее домой, и спросил, где она живет. Франческа попросила высадить ее здесь, а дальше она возьмет такси. Мартин остановил машину на Гордон-Хаус-роуд у греческой православной церкви, заглушил двигатель и повернулся к девушке.
— У тебя есть парень, с которым ты живешь, Франческа?
— Нет, конечно, нет, — ответила она и прибавила: — Никакого парня. Я ни с кем не живу.
Дальнейшее стало для Мартина неожиданностью. Франческа открыла дверцу автомобиля и выпрыгнула наружу. Он последовал за ней, но недостаточно быстро — к тому времени, как он добрался до перекрестка, увозившее ее такси уже поднималось по склону холма.
Той ночью Урбан спрашивал себя, неужели он мог влюбиться всего после трех дней знакомства, и пришел к выводу, что вряд ли. Но спал он плохо и не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме Франчески, пока в половине десятого не позвонил в «Блумерс», не поговорил с нею и не услышал, что вечером они снова увидятся.
По ее предложению они пошли в маленький ресторанчик в начале Финчли-роуд. Мартин не спрашивал, почему она убежала, а она сама не стала ничего объяснять. После ужина он пригласил ее к себе на Кромвелл-корт на кофе. Произнося эти слова, он смутился, поскольку считал, что приглашения такого рода девушки расценивают как намек на то, что свидание должно закончиться сексом. После вчерашнего вечера он втайне был убежден — хотя почему-то стыдился этого, — что она девственница.
Франческа согласилась пойти к нему. Желтые хризантемы еще не завяли, остались такими же желтыми и агрессивными, только их листья немного сморщились.
— Они бессмертники, — сказала девушка.
Через полчаса она сказала, что ей пора. Мартин подал ей пальто, Франческа повернулась к нему, и они оказались так близко друг от друга, что он наклонился к ней и поцеловал. Губы Франчески были мягкими и податливыми, ладони едва касались его плеч. Мартин обнял ее и поцеловал страстным и долгим поцелуем, пока она вдруг не отстранилась, смущенная и испуганная.
— Франческа, милая, я ничего не мог с собой поделать… Позволь отвезти тебя домой.
— Нет!
— Тогда скажи, что мы увидимся завтра.
— Ты спустишься со мной и найдешь такси? — спросила она.
Вечер был сырым и туманным — конец ноября. На каждой голой ветке висела цепочка капель. Мартин и Франческа вышли на Хайгейт-Хилл. Под ногами шелестели листья платанов и каштанов, мокрые, скользкие, почерневшие.
— Заехать за тобой завтра в магазин? — Мартин махнул такси, и машина уже подъезжала к ним. Он еще не знал, сколько ему предстоит пережить драм, связанных с такси. Франческа взяла его за руку.
— Не завтра.
— Когда же? В субботу?
Она охнула и закрыла лицо руками.
— О, Мартин, никогда.
И уехала.
Будь его машина рядом, Урбан последовал бы за тем такси. Но машина была на стоянке Кромвелл-корт, в двухстах ярдах отсюда. Он возвращался назад, объятый паникой, почти в ужасе, что потерял ее. Из-за поцелуя? Потому что пытался выведать подробности личной жизни? Растерянный, Мартин сидел у себя в гостиной, когда зазвонил телефон. Голос Франчески — помилование — заставил его в изнеможении опуститься в кресло.
— Я не должна была этого говорить, Мартин. Я не это имела в виду. Но ты ведь понял, правда, что в эти выходные мы не сможем увидеться?
— Нет, не понял, но соглашусь, если ты так скажешь.
