В пятницу вечером Рассел должен был отвезти Линдси в Кембридж на поезде, забрав девочку из яслей. Мартин собирался заехать за Франческой в магазин. Он несколько раз задавал себе вопрос, зачем поставил под сомнение ее слова, что родители Рассела живут в Кембридже. Разумеется, она должна знать, где живут ее свекор со свекровью. Наверное, Франческа подумала, что он сомневается в ней, считает, что она солгала. Позвонив ей в магазин, Мартин извинился, сказал, что понятия не имеет, откуда он взял, что родители Рассела живут в Оксфорде, и не хочет, чтобы она думала, что он подозревает ее в обмане. Франческа лишь рассмеялась в ответ и заверила его, что нисколько не расстроилась и уже обо всем забыла.
После Рождества становилось все холоднее и холоднее; выпавший снег сначала подтаял, потом замерз. Мистер Кохрейн — в меховой шапке, делавшей его похожим на Брежнева без очков, — пришел довольно поздно, без двадцати пяти девять, и мрачно сообщил, что поскользнулся на льду, упал и, наверное, сломал руку. Но поскольку он встретил почтальона и теперь в правой руке держал письмо, а в левой — свой чемоданчик, то Мартин решил, что уборщик несколько преувеличивает. Из шерстяного шарфа мистер Кохрейн сделал петлю для поддержки поврежденной руки. Он не упоминал о своей невестке, а на вопрос Мартина о ее самочувствии ответил одним словом: «Ужасно!» Потом с неудовольствием проинспектировал квартиру, проведя кончиками пальцев по пыльным поверхностям, и пробурчал, что некоторые совершенно не в состоянии позаботиться о себе. Мартин никак не отреагировал. Он читал письмо.
Уважаемый мистер Урбан!
С прискорбием сообщаю вам, что 11 декабря умер мой отец. Накануне вечером он выглядел вполне здоровым и бодрым, а утром, в девять часов, помощница по дому нашла его мертвым в кресле. Очевидно, он просматривал почту, и рядом с ним нашли ваш чек. Я теряюсь в догадках, почему вы прислали моему отцу чек на сумму, которая представляется мне огромной, но я возвращаю его вам с извинениями, что не сделала этого раньше.
С уважением,
Джудит Льюис.
Мартин пришел в ужас. Неужели он своей добротой убил бедного мистера Дипдена? Очень похоже. Мистеру Дипдену исполнилось семьдесят четыре, а его сердце могло быть не очень здоровым, и хотя он знал об обещанных деньгах, чек в письме — совсем не то же, что надежда, сомнение и ожидание. Мартин представил, как он вскрывает письмо, достает из конверта коротенькую, в одну строку, записку, потом чек, и его старое, изношенное сердце внезапно… интересно, что на самом деле происходит при сердечном приступе?.. В общем, его сердце слабеет и останавливается, не в силах справиться с шоком от этого чудесного, невероятного события; тело опускается в кресло, чек выпадает из безжизненной руки и летит на пол…
— Вы должны аккуратно ходить по этому льду, Мартин. — Голос мистера Кохрейна перекрывал гул пылесоса. — Нужно следить за каждым шагом. Это очень опасно — посмотрите на мою руку. Полагаю, я что-то сломал или вывихнул, так что не удивляйтесь, Мартин, если на следующей неделе я не приду.
Смерть мистера Дипдена не давала Урбану покоя почти весь день. Клиент, подающий надежды певец в стиле кантри, пригласил его на ланч, однако Мартин не получил никакого удовольствия и, кажется, был не очень убедителен, когда за кофе пытался объяснить, почему затраты на оборудование музыкальной студии в доме певца в Хэмпстеде не облагаются налогом, а затраты на устройство бассейна облагаются. У него перед глазами все время был мистер Дипден, которого Мартин представлял маленьким, скрюченным и дряхлым, — вот он читает сумму на чеке, а потом чувствует, как боль распространяется по руке и груди…
Может, не нужно делать то, что он делает или пытается сделать? Может, он воображает себя богом, не обладая ни божественным опытом, ни мудростью? Пока что своей филантропией он довел до бессонницы и нервного срыва пожилую женщину, а также уморил старика. Конечно, есть еще и Сума Бхавнани, но Мартин прекрасно понимал, что мальчик может умереть на операционном столе. Хотя его план был совсем простым — обеспечить домами нескольких несчастных, которые особенно сильно пострадали от нехватки жилья в Лондоне. Он написал письмо с соболезнованиями Джудит Льюис и почувствовал некоторое облегчение — хотя не исключено, что причиной улучшившегося настроения была приближающаяся встреча с Франческой, до которой оставался всего час. В конце концов, сердечный приступ у мистера Дипдена мог случиться независимо от того, присылал ему Мартин чек или нет. Лет ему уже было много, за семьдесят, и многие почитают такой уход — внезапный, посреди повседневных занятий за благо…
Магазин «Блумерс» пламенел красным светом, а его витрина была заставлена горшками с розовыми цикламенами. Франческа вышла к нему в платье из розового бархата. Должно быть, она только что переоделась после ухода другой девушки специально для него. Если Мартину что-то и не нравилось во Франческе, так это ее одежда. Женщина предпочитала джинсы, юбки с оборками и косым подолом, бесформенные туники, «антикварные» блузки, шали, большие просторные кардиганы, шарфы с бахромой. Она одевалась как хиппи — пара потрепанных «сапогов-скороходов» торчала из-под хлопковой юбки в цветочек. Хотя все это не портило ее красоту, а лишь немного маскировало. Но розовое бархатное платье делало Франческу еще красивее, подчеркивая хрупкую фигурку, тонкую талию, длинные ноги, а розовый цвет гармонировал с румянцем на ее щеках. Она обняла его за шею и нежно поцеловала.
Как только они вошли в квартиру, Мартин вручил ей рождественский подарок. Пустые бутылочки из граненого стекла с серебряными пробками почему-то показались ему неуместными, и после ланча с певцом «кантри» он купил одеколон «Ма Грифф», чтобы наполнить их. Однако несмотря на то что Франческа назвала их симпатичными, даже красивыми, сказала, что никогда не видела таких изящных вещиц, он чувствовал ее разочарование. Мартин спросил ее об этом напрямую, но Франческа сказала, что нисколько, ни капельки, просто все дело в том, что она ничего для него не приготовила и ей жутко стыдно.
После ужина — стейки жарил он, а салат делала она — Мартин спросил, будет ли Рассел ждать ее звонка, но Франческа ответила, что они с мужем жутко поссорились и теперь не разговаривают.
— Из-за тебя, Мартин. Я сказала ему, что люблю другого.
Мартин взял ее за руки. Она придвинулась к нему и положила голову на плечо; они сидели на диване.
— Ты собираешься оставить его, получить развод и выйти за меня, да?
— Я хочу, но не знаю…
— Тогда тебя ничего не остановит. Я люблю тебя, а ты говоришь, что любишь меня…
— Я правда тебя люблю, Мартин!
— Ты можешь остаться здесь. Завтра мы поедем туда, заберем твои вещи, и тебе больше не нужно будет возвращаться.
Она молча обняла его. Потом, в спальне, он смотрел, как она раздевается. Похоже, Франческа нисколько не стеснялась — ни ложной скромности, ни желания дразнить, выставлять себя напоказ. Она раздевалась медленно и сосредоточенно, как маленький ребенок. Удивительно белая для кареглазой брюнетки кожа, тонкая, похожая на стебелек талия, изящные ступни и лодыжки. Худоба каким-то образом сочеталась в ней с округлыми формами, без намека на угловатость. Мартин вспомнил похожих на фей девушек с рисунков Артура Рэкема
[37], но тут Франческа начала складывать свою одежду на стул и повернулась к нему левым боком.
