– И давно вы тут спите? – строго спросила начальница.
– Я… Это страшное дело! Я ушел… – сторож бормотал что-то невразумительное, хотя за чередою слов угадывалось какое-то конкретное сообщение. В итоге он кое-как сформулировал свою мысль:
– Он был там!
– Кто? – деловито спросил Пилипенко.
– Призрак!
– Чей?
– Самого Овидия!
– Он был римлянином? – спросил Жаров.
– Так точно!
– Ты был военным? – спросил Пилипенко, разумея, вероятно стиль ответа.
– Нет. Я служил в милиции.
– Не помню тебя, – сказал Пилипенко.
– В Херсоне, – пояснил сторож. – Вышел в отставку, переехал в Ялту.
– Рановато вышел, – сказал Пилипенко. – Небось, выгнали за пьянку?
Сторож кивнул жалким лицом. Вдруг приосанился.
– Я между прочим, старший сержант. И почему это вы меня на ТЫ называете?
– А я всегда на ТЫ с убийцами, – будничным тоном сказал Пилипенко. – Мы с ними одно общее дело делаем, только с разных концов.
– Как одно и то же? – удивилась Лебедева. – Какое дело?
– Ловим убийцу.
– Я – убийца?! – вскричал сторож.
– Возможно.
– Кого же я убил?
Пилипенко кивнул Жарову:
– Даже и не помнит.
– Разве кто-то убит?
– Ну вот. Самое интересное – и проспал.
– Я не спал!
– А что же ты делал?
– Я был в обмороке, – серьезно сказал сторож. – Я точно видел призрака. Прибежал домой, спрятался. Но нервы-то не выдержали!
Все трое посмотрели на сторожа с удивлением и жалостью. На лице Лебедевой отразилось хмурое раздумье.
– Я знаю, кто все это сделал, – вдруг сказала она.
Пилипенко вопрошающе глянул на нее.
– Рудольф, черный археолог, – продолжала Лебедева. – Больше просто некому. Сегодня ночью мне не спалось, и я вышла прогуляться. Мне кажется, что я тоже видела кого-то…
Пилипенко вскинул на Лебедеву изумленные глаза. Жаров также с удивлением смотрел на нее. В словах свидетельницы ничего странного не было, но вот почему она спохватилась только сейчас?
– Кого же вы видели? – спросил Пилипенко.
– Может быть, именно Рудольфа.
– Вы не уверены?
– Эта была просто фигура. Я даже не могу сказать – мужчина это был или женщина. Но теперь я уверена, что это был Рудольф. Просто больше некому воровать артефакты. А призраком он стал по причине белой горячки.
– Как? – удивился сторож. – У него белая горячка?
– Не у него, а у вас, – сказала Лебедева, глядя на своего подчиненного с брезгливым отвращением.
– А кто убит-то? – спросил сторож, когда все уже выходили.
Жаров остановился в дверях и коротко объяснил ему.
Размышления вслух
Пилипенко рулил «Жигуленком», мчащимся по трассе. Жаров в задумчивости сидел рядом. Следователь сказал:
– Лебедева лжет.
– В чем конкретно? – спросил Жаров.
– Пока не знаю. Но ведь и ты изрядно удивился, когда она вдруг, совсем уж под занавес, рассказала, что видела человека, похожего на Рудольфа.
– Это безусловно как-то не так… В подобной ситуации она должна была вспомнить об этом раньше.
– Вот что на самом деле странно, – проговорил Пилипенко, будто размышляя вслух, – Лебедевой не спится, она выходит на прогулку среди ночи. Вдруг видит, что у раскопа тусуется какая-то смутная фигура. Она начальник экспедиции, ответственное лицо. Но ей вовсе не приходит в голову проверить, кто этот человек и не стащил ли он чего-нибудь.
– Точно! – воскликнул Жаров. – Ведь впервые она все это обнаружила утром, при нас.
– И мертвую девушку – также утром.
– Ты хочешь сказать, что…
– Сам посуди. Если бы Лебедева, увидев Рудольфа, пошла проверить раскоп и камералку, то она непременно обнаружила бы там труп. А что, если так оно и было? А не сама ли она сделала это?
Жаров насупился. Ему очень не хотелось, чтобы Лебедева была убийцей.
– Пока мы знаем лишь то, – резюмировал он, – что Лебедева могла найти тело раньше, чем сообщила нам. Самоубийство оказалось убийством и несчастный случай – грибное отравление – тоже. Плюс совершенно не ясно, что произошло с профессором Коровиным. Сам ли он упал с обрыва или ему, как говорится, «помогли».
– Думаю, что «помогли», – с суровыми нотками в голосе сказал Пилипенко. – Не может быть какой-то случайной смерти в том же месте и времени, где произошли два убийства. Это согласно и с твоей теорией: жизнь повторяет книги и кино.
Да, повторяет, это бесспорно, – подумал Жаров. Почти бесспорно… Мысль, высказанная им когда-то в шутку, с каждым новым случаем подтверждалась. Он сказал:
– По логике все три случая должны быть убийствами. Но это не отменяет возможности проклятия древней гробницы. Все смерти на Тутанхамоне тоже произошли по разным причинам.
Пилипенко ласково посмотрел на друга:
– Давай пока отложим Тутанхамона во временную корзину. Или в Каирский музей. Просто восстановим последовательность событий. Сначала профессор падает в море. Через несколько дней художник попадает в больницу с отравлением. Затем погибает лаборантка. Два факта остаются необъясненными, не вписывается ни в какую версию: листок из записной книжки девушки и пепел на полке среди горшков.
– И что пепел? – с удивлением спросил Жаров.
– Можно предположить, что пепел – это и есть листок. Если мы узнаем, что было на этом листке, то поймем, кто и зачем сжег его.
– А меня еще волнуют следы, которые сдул песчаный смерч, – сказал Жаров. – Я видел их какие-то мгновенья, но мне кажется, что их рисунок мне знаком… Но призраки не оставляют следов.
– Призраки? Это всего лишь лишний стакан, который опрокинул сторож.
Жаров вдруг вспомнил деталь, на которую прежде не обратил внимания.
– Опрокинул! Точно. Я вспомнил.
Вчера в кафе, когда черный Рудольф глаголил, как ему самому казалось, истину, Жаров нечаянно разлил пиво ему на колени. Когда тот уходил, Жаров смотрел ему вслед, пиво стекало с его мокрых штанин, на тротуарной плитке оставались отпечатки, так же быстро исчезающие, как возле раскопа, но не от ветра, а от солнечных лучей.
– Это был Рудольф, точно! – воскликнул Жаров. – Это его следы.
– Ты уверен?
– Да. Я запомнил такие же острые елочки.
– Это в корне меняет дело, – проговорил Пилипенко. – Взять его только на основании смутных предположений археологини мы бы не смогли. Что ж! Будем считать, что начальник экспедиции Лебедева прямо указала на него. А в случае расследования убийства такого основания достаточно.
