Тем временем Лебедева и ее свита подошли стенду. Жаров указал на табличку.
– Это – стихи? – спросил он у Лебедевой.
– Да. И довольно известные.
Отвечая Жарову, она даже не посмотрела на него. Провела по строке указкой и прочитала по латыни, подглядывая в маленькую книжку, которую достала из дамской сумочки:
– «Что тебе, резвый шалун, с могучим оружием делать? Нашим плечам не пристала подобная ноша…»
Жаров пытался поймать ее взгляд, но Лебедева упорно не смотрела на него. Пока она читала стихи, Рудольф медленно, боком оттесняя посетителей, приблизился к Жарову.
– Желтой прессе мой пламенный привет, – прошептал он.
– Мой ответный, довольно бледного пламени – черным археологам, – также шепотом ответил Жаров.
– Не такой уж я и черный, если разобраться, – проговорил Рудольф с некоторой обидой, артистически проведя ладонью по своей рыжей шевелюре.
– Это снаружи, – серьезно сказал Жаров.
Посетители уже оглядывались на них.
– Не мешайте работать, господа! – прикрикнула Лебедева, с неприязнью глянув на Жарова. Он вздохнул и опустил глаза.
– Впрочем, экскурсия уже закончена, – проговорила археологиня. – Выставка подготовлена группой экспедиции областного археологического музея. К сожалению, не все сотрудники экспедиции присутствуют здесь.
Ее лицо вдруг помрачнело.
– Нашего научного консультанта, известного профессора Михаила Николаевича Коровина с нами больше нет, – сказала она.
Лебедева повернула голову, с грустью глядя куда-то. Жаров проследил за ее взглядом и увидел у стены, в маленькой нише между двумя музейными стендами фотографию с черным крепом на углу.
Жаров подошел к фотографии и задержался у нее. Под портретом лежали цветы – обычные для такого случая красные гвоздики. Какой-то человек в форме охраны поправлял их. Поднял голову, свои не совсем трезвые глаза. Сказал:
– Хороший был дедушка. Можно было с ним душевно посидеть за банкой местного вина. Хоть и профессор, но со мной, простым секьюрити, на равных держался. Трагическая случайность.
Сторож экспедиции, значит. Секьюрити.
– А что случилось-то? – спросил Жаров, зная о происшествии только из скудной информашки в местной газете.
– Свалился с обрыва в море. Как раз, вина слишком много выпил. Но я думаю, – сторож сделал загадочное лицо, – тут в другом дело.
– Как в другом? Неужели убийство?
Сторож махнул обеими руками.
– Про Тутанхамона слышали? Это такой же, только в Египте.
На словах «такой же» он указал на витрину, где под стеклом покоится раскопанный скелет.
– Ну, допустим, не совсем такой, – возразил Жаров. – Тутанхамон был мумией.
– Очень страшной мумией, – подтвердил сторож.
Его взгляд остекленел, по лицу пробежала тень ужаса. Он мотнул головой, сказал:
– Я, видите ли, в экспедиции работаю. По ночам дежурю. И вот, бывает… Мумия – не мумия, но что-то такое есть.
Жаров невзначай засунул руку в карман и щелкнул диктофоном. Рассказ сторожа и вправду поначалу казался интересным.
– Вскрыли мы эту древнюю гробницу на нашу голову. Вот и начали происходить несчастья. Как с теми бравыми ребятами, что откопали Тутанхамона.
– Как вы только что сказали, несчастье произошло лишь одно – с профессором.
Жаров кивнул на унылое фото покойного.
– Это только начало, я уверен! – воскликнул сторож. – Например, вчера утром в раскопе обрушилась плита, столько пыли поднялось! Слава богу, что никто не погиб. А мог бы…
Жаров, наконец, почувствовал острый запах перегара и его предположение подтвердилось. Он выключил диктофон.
– Ты пил вчера?
– Ошибаетесь, – с гордостью сказал сторож. – Я пил – сегодня!
Жаров отошел, покачивая головой. Огляделся. Его внимание привлекла тихая невзрачная девушка, которая также была изображена на афише выставки. Жаров подошел к ней.
– Простите, я видел вас на фотографии. Вы работаете в экспедиции?
– Да, я лаборант, – подтвердила девушка. – А вы из полиции?
Жаров в очередной раз удивился человеческой проницательности. Конечно, работая с милицией (теперь уж полицией) не первый год, он и сам как-то омилиционерился, подобно тому, как кинолог Ярцев с каждым годом все больше походил на свою собаку.
– Нет, я журналист, – сказал он, думая задать девушке несколько вопросов, но тут ему помешали.
Рядом с ними вырос человек лет сорока и неприязненно посмотрел на Жарова. Тоже сотрудник экспедиции: его козлиную бородку Жаров запомнил по афише.
– Ольга, нам надо поговорить!
Ольга смотрела на него широко раскрытыми глазами. По ее щеке вдруг скатилась крупная слеза.
– Не о чем нам говорить, – сказала девушка и поспешно отошла.
Жаров остался вдвоем с навязчивым господином. Тот неловко улыбнулся, будто ища понимания.
– Девушки… – изрек он. – Сегодня – солнце, завтра – луна. Можете взять интервью у меня: я – художник на этих раскопках. Моя фамилия Боревич. Знаете, надо постоянно зарисовывать всякие находки.
– Да? У вас что – фотоаппарата нет?
– Ну, и снимаю, конечно. Но, по правилам, все должно быть зарисовано на ватманских листах отчета. Точные чертежи. Размеры. Каждая косточка скелета.
– Кстати, о скелете, – оживился Жаров. – По каким признакам установили, что это могила именно Овидия?
– А вы разве не видели табличку с его стихами? Да и скелет принадлежит мужчине.
– Ну и что? Может быть, какой-то мужчина любил стихи Овидия, читал их на городской площади, так всем надоел с этими стихами, что и запихнули табличку к нему в гроб. У него случайно череп не проломлен?
Жаров указал на табличку.
– Нет. Целый череп, круглый, – сказал художник. – Есть, впрочем, и другие признаки… Вот идет наша руководительница, Таня Лебедева. Спросите у нее.
В этот момент Лебедева проходила мимо, неприязненно покосилась на Жарова. Он поспешил обратиться к ней.
– Простите, можно вас на несколько слов?
– Смотря кто вы и что вам нужно.
Художник отошел, бредя сквозь толпу. Краем глаза Жаров заметил, что он направился к Ольге, примостившейся на стуле в дальнем углу.
– Я, видите ли, журналист, – сказал Жаров.
– От какой газеты?
– «Крымский криминальный курьер».
– Что-то не слышала о такой.
– Это небольшая частная газета, – с достоинством отрекомендовал Жаров свое детище, но лицо Лебедевой сделалось еще более скучным.
