– Пока одни только догадки.
Жаров пожал плечами. В этот момент всколыхнулись солнечные лучи от дверного проема, и на землю легла длинная изящная тень. В павильон вошла Лебедева.
– Художник сказал, что у нас гости… – проговорила она с порога, затем добавила, как это делают в кино, напоминая рассеянному зрителю, кто на самом деле находится в кадре: – Журналист и следователь.
– Это мой друг, – сказал Жаров, – Друг мой сыщик, – как бы в тон ей уточняя название фильма. – Он просто очень любопытный человек.
Следователь поднялся с корточек, сделал несколько решительных шагов, подошел к Лебедевой, коротко протянул ей руку, представился. Покончив с формальностями, сказал:
– Могу я увидеть вашу лаборантку? Как ее – Ольга?
– Да. Ольга Лукьяненко. Только у нее сегодня выходной.
– И где же она? – поинтересовался Пилипенко.
– С утра уехала в Симферополь.
– Не знаете ли случайно, зачем?
– И вправду, очень любопытный, – Лебедева улыбнулась Жарову, а на следователя глянула с тревогой, пожав обнаженными плечами, что получилось у нее довольно-таки красиво.
Жарову показалось, что она бросила на него кокетливый взгляд, вернее, взгляд, отпущенный ему, показался кокетливым… Вдруг женщина нахмурилась, подумав о чем-то тревожном.
Между прочим… – сказала она, – В тот день Ольга как раз не пускала меня в раскоп.
– Да? А почему? – удивился Пилипенко.
– Я не поняла. Она встала на моем пути и завела какой-то необязательный разговор. Я все порывалась пройти к своему рабочему месту, но она все время перебегала, вставала передо мной и опять начинала говорить о чем-то. Когда я, наконец, прорвалась и шагнула в свой угол, девушка вдруг закричала, скорчилась. Что-то вроде: «Ой, больно! Ой, помогите!» Я метнулась к ней. В этот момент и обрушилась плита. Я считаю это Божьим промыслом.
Пилипенко слушал ее рассказ с большим вниманием.
– Само собой, – заметил он на «Божий промысел», затем задал наводящий вопрос: – Это было именно ваше рабочее место?
– Здесь везде мое рабочее место, – ответила Лебедева. – Но тогда я расчищала как раз там, под плитой.
– Значит, в том случае, если бы девушка не упала, не позвала бы вас, то плита обрушилась прямо на вашу голову. Что ж, благодарите девушку: она спасла вам жизнь.
– Я уже принесла ей кучу благодарностей. Пусть это и произошло случайно…
Отравленный
Пилипенко и Жаров стояли над обрывом. Вдали был виден павильон раскопа, цикл носильщиков, пылевой смерч, когда они сбрасывали грунт.
Уезжать, распрощавшись с Лебедевой, Пилипенко не торопился, а предложил Жарову походить по окрестностям. Они постояли возле предполагаемого места, где закончил свой жизненный путь профессор Коровин, у обрыва, с которого хорошо были видны восточные склоны Ялты, Аю-Даг вдали и Ласточкино гнездо на переднем плане. Прошлись по некруто вздымающейся площадке вверх-вниз и снова оказались на той точке. Пилипенко сказал:
– Один несчастный случай произошел здесь. Другой – чуть было не произошел там.
Он махнул рукой в сторону раскопа.
– А может быть, это и вправду, того… – нерешительно начал Жаров. – Некие интуитивные события?
– Промысел самого Господа Бога? Которого нет, между прочим, – ласково заметил Пилипенко.
– Ну, на эту тему можно и поспорить… – уныло начал Жаров, но друг перебил его:
– Знаю. Но это надолго. Вот что. Никакого официального дела. Пока еще. И мне не с руки проводить опросы населения. Не смог бы ты завтра пораньше встретиться с этой девушкой?
– Да я с радостью. Я журналист, мне все можно.
– Вот-вот. Надо бы узнать, что она сегодня делает в Симфере.
С утра пораньше Жаров так и сделал: взял такси и приехал в расположение экспедиции. Разумеется, разыскал сразу Лебедеву. Она, похоже, была рада его визиту. Чтобы поддержать легенду, Жаров принялся расспрашивать обо всех членах экспедиции, хотя главным его объектом была Ольга.
– Художник? – переспросила Лебедева. – Сегодня его не видела. На работу не явился, а нам срочно надо горизонт раскопа отрисовать.
Как ни странно, Жаров не придал этой информации никакого значения…
– А вы позвоните ему, – посоветовал он.
– Уже звонила. Но там, – ее голос стал манерно-дразнящим, – «Абонент временно недоступен!»
Говоря, они вошли в помещение камералки. Ольга сидела за столом и измеряла циркулем фрагмент керамики. Что-то записывала, набирая на клавиатуре. Она выглядела подавленной, будто даже напуганной чем-то. Оторвалась от компьютера и оглянулась. Сказала:
– Если вы о Боревиче, то он собирался с утра за грибами.
– Так может быть, он до сих пор там? – Жаров махнул неопределенно вверх, в сторону леса, который, как известно, раскинулся в горах, но получилось, будто он указывает на небеса, и Лебедева непонимающе глянула на него.
– Если он идет, – сказала Ольга, – то на заре, возвращается к началу рабочего дня. Перебирает свои грибы, завтракает этими грибами, высыпается, и где-то к середине дня подтягивается на работу.
Жаров с удивлением глянул на девушку:
– Вы хорошо его знаете?
– А вам какое дело?
Лебедева хлопнула в ладоши:
– Что же вы мне раньше не сказали о его привычках, Оля? Все ясно. Сейчас он, значит, как раз высыпается, а мобильник выключил.
В этот миг у археологини заиграла мелодия телефонного звонка.
– Да, экспедиция… – отозвалась она. – Какая больница?.. Какая палата?
Жаров и Ольга прислушивались к журчанию женского голоса в трубке. Лебедева часто, нервно кивала. Закончив разговор, она бросила мобильник на грудь, где он у нее всегда болтался на шнурке, и подняла испуганные глаза:
– Он в Ливадийской больнице. Отравился грибами. Я, пожалуй, съезжу его навестить. Оля, ты со мной?
– Нет. У меня много работы. А ему сделают промывание и дело с концом.
– Всё ясно, – Лебедева укоризненно покачала головой. – Опять поссорились.
Ольга с неприязнью вскинула глаза на начальницу. Та пристально посмотрела на нее и вышла, похоже, обидевшись. Ольга повернулась к Жарову:
– Вам от меня чего-нибудь нужно?
– Я искал вас вчера, – сказал Жаров, не успев переварить увиденную сцену, за которой стояли некие давние, тяжелые отношения мало знакомых ему людей. Все же продолжал невозмутимо: – Но вы в Симферополь уехали. Зачем, интересно, если не секрет?
– Секрет, – буркнула Ольга.
Жаров пожал плечами, коротко поклонился и вышел.
Еще одна смерть
