– Ну, я пошел… некогда мне… мать велела еще в магазин зайти… Пока! – пробормотал Алеша и быстро попятился к выходу. Хлопнула входная дверь.
В своем нелепом наряде Марина навзничь лежала на кровати и плакала…
Она плакала день, ночь и еще день – навзрыд, не прерываясь почти ни на минуту и все это время не поднимаясь с кровати. Растерянные родители стояли рядом и не знали, что делать, они не понимали причин ее истерики. Мама гладила ее по плечу, уговаривала встать, выпить воды, умыться – все было бесполезно. В конце концов врач «Скорой помощи», которую им пришлось вызвать, выписал направление на обследование в неврологическое отделение горбольницы.
– Ничего страшного, это бывает, просто переходный возраст, – успокаивал он родителей. – Они в этот период и сами не знают, что с ними такое творится…
В больничной палате, в которую к ней никого не пускали, Марина написала любимому письмо. Восемь тетрадных листочков в клеточку были обильно смочены слезами, слова перечеркнуты и вновь подчеркнуты мажущейся черной пастой, и при всем своем многословии эти слова просили, умоляли, заклинали Алешу дать ей ответ только на один вопрос: любит ли он ее? Хочет ли он ее так, как влюбленные хотят друг друга? Планирует ли он на ней жениться, как только они закончат школу?
Вместо ответа Алеша прислал ей в больницу охапку первой сирени с одной только припиской: «Любимой…»
* * *
– Что с ней тогда творилось, ты не представляешь! Она пела, плакала, смеялась, даже в пляс пускалась, – говорила мне Зоя, мечтательно закатывая к потолку свои сведенные к переносице глазки. – Когда Мариша выписывалась из больницы, то на радостях столько вещей мне подарила! У нас хоть и разница в возрасте, но фигуры одинаковые: обе мы худощавые, обе один размер носим… Со спины – так даже перепутать можно, кто она, а кто я. Помню, тогда она плащ мне отдала, беретик такой славненький, синенький, туфли почти не ношенные, на каблуках… Ей родители все новое потом к выписке привезли. Расставались мы – думали, не встретимся больше, обнимались, всплакнули даже… И вот – видишь, как вышло? Опять она здесь!
Зоя как будто уже закончила свой рассказ, но по тому, как беспокойно вела себя сиделка (гримасничала, вертелась, принимала чересчур невинный вид), я сделала дедуктивный вывод: она была откровенна со мной только наполовину.
– Зоя! Я бы посоветовала вам договорить все до конца. Иначе… – и я выдержала многозначительную паузу.
– А ты, оказывается, та еще штучка, – обиженно сказала Зоя, подпрыгнув на месте. – Я и так к тебе по-хорошему…
– Почему же ты тогда не до конца все рассказываешь? Ведь когда Марина снова попала в больницу, не зря именно тебя опять позвали к ней в сиделки!
– Не зря, – гордо подтвердила Зоя. – Марина сама меня захотела!
– Ну вот. А раз так, значит, она снова выбрала тебя в свои наперсницы, – замкнула я логическую цепочку. – Так?
– Ну, так…
– Вот и договаривай уж все до конца. Что там у них дальше получилось?
– Дальше – хуже, – закатила глазки Зоя.
…Итак, Алеша прислал Марине охапку сирени, приложив к букету только дорогую для сердца девушки записку.
Все сразу встало на свои места. Марина быстро пошла на поправку. У ворот больницы ее встретил немного смущенный Алеша и, осторожно наклонившись, бережно поцеловал в бледный лоб… Родители Марины, опасаясь нового срыва дочери, сделали вид, что ничего не заметили.
Так начался их настоящий роман. То есть почти настоящий – с поцелуями, но на девственность Марины парень все-таки не покушался. «Это он меня просто бережет», – успокаивала себя расцветавшая на глазах девушка. Но… все же она тревожилась. Подобно многим своим ровесницам, она стойко верила, что привязать к себе парня можно только одним гарантированным способом: через постель.
Тем временем они закончили школу. Марина легко поступила в медицинский институт, а Алеша со свистом провалил экзамены в свою мечту – в авиационный.
…В тот вечер, когда Алешу провожали в армию, Марина твердо решила, что она своего добьется. Алеша уйдет служить настоящим мужчиной, а она станет его невенчанной женой.
Но она не ожидала, что на проводы Алеши придет так много народу – в основном знакомые Егора и Антонины, и уж никак не предполагала, что эти проводы превратятся в грандиозную, разудалую, ухарскую молодежную пьянку.
Забравшись с ногами на расшатанный диванчик, испуганно прижавшись к стене, Марина с ужасом наблюдала, как разогретые водкой и «плодово-ягодным» (и то и другое лилось рекой) парни закатывали друг друга в ковер, гонялись за восторженно визжавшими девицами и заставляли их плясать на столе, пытались напоить вином кукушку в часах, вставши на руки, балансировали на перильцах балкона… Нельзя сказать, что Алеша до этого дня не пробовал спиртного – просто он никогда не пил его в таких количествах. Поэтому парень ровно ничего не соображал, когда Марина, после того как гости расползлись (некоторые, впрочем, не сумели уйти дальше ванной комнаты), подхватила осоловелого любимого под руки и поволокла его за собой, в соседнюю комнату, прямо на тети-Тонину кровать. Там она стащила с Алеши брюки, рубашку, майку, трусы и, наскоро раздевшись до дезабилье, легла рядом.
Сама Антонина храпела в гостиной на диване, а старшего брата Алеши, Егора, увела ночевать к себе его девушка, Ириша.
Утром Марина проснулась оттого, что Алеша, приподнявшись на локте, пристально смотрел ей в лицо – в глазах его были страх и чувство вины.
– Марина, – он тяжело сглотнул, кадык его заходил ходуном, и спутанные черные волосы свесились на потный лоб, – что ты тут делаешь?!
– То есть как? – нежно проворковала девушка, потянувшись. – Ты попросил меня остаться – я и осталась. Мы ведь скоро распрощаемся, Алешенька…
– А почему ты… не ушла домой?
– Да потому, что ты попросил меня остаться! – повторила Марина, пожав голыми плечиками.
Кровать заскрипела – Алеша тяжело поднялся, сел на краю постели, обернув торс простыней и обхватив голову руками.
– Боже, как гудит все…
– Кваса хочешь? – предложила Марина. – На кухне есть, я видела. Сейчас принесу…
– Нет, погоди, – он положил руку на Маринино обнаженное плечо, не давая ей подняться. – Скажи… между нами было… что-нибудь?
– Все, – невинно ответила Марина и сделала вид, что обиделась. – Ты что же, совсем ничего не помнишь? А говорил-то, говорил…
– Что говорил?
– Как хорошо тебе со мной, говорил! Что мечтал обо мне, говорил! Что не забудешь теперь никогда, какой я была в эту ночь, говорил! Что все два года, до самого возвращения, будешь меня помнить! Ничего себе – помнить, когда ты уже сейчас все забыл…
– Да нет, я не то чтобы все забыл, – немного струсил Алеша, – просто у меня голова так трещит…
Вот почему, уходя служить на границу, парень был так уверен, что у них с Мариной «было все»…
