– Ты молодчага, Луиза, талантливая натурщица.
Перебирая рисунки с довольной рожицей, она вновь прижала их к груди:
– Est-ce que c’est pour moi aussi? (Это тоже мне?)
– Non! – поспешил забрать листы, но, заметив разочарование на сморщенном лице, сказал: – Потом я тебе их подарю. Не понимает… Voici pour toi (Вот тебе).
Клумба «в настроениях» очутилась у Луизы, которая рассмеялась, держа перед носом клумбу-кокетку, и загрустила, уставившись на поникшую клумбу.
– Да ты не такая дурочка, – подивился Володька. – Знаешь, Луиза… э… Ecoute! Reviens me voir demain. (Послушай! Приходи ко мне завтра.) Придешь?
– Eh bien (Да). J’ai soif (Я хочу пить).
– Пить хочешь? – Володька поднес большой палец ко рту, озвучил: – Буль-буль-буль? (Луиза кивнула.) Запросто! Подожди… э… attends-moi.
Миг – и Володька помог рассовать по карманам старушки две банки пива, сыр и колбасу. Луиза не уходила. Вспомнив, чем еще мог порадовать ее, смотался к холодильнику за плиткой шоколада. Она бережно раскрыла шоколад, отломила кусочек, но, поднеся ко рту, переломила пополам, одну часть бросила в рот, другую положила назад, тщательно завернув в шелестящую фольгу.
– Э, да ты хорошо знакома с голодом, – посочувствовал Володька, прекрасно знавший на личном опыте, до какой степени при голодухе хочется сладкого. Луиза экономила сладкое. – Maintenant vas-y! (Теперь ступай!)
Ну и классно она бегает, ракета! В ее-то возрасте!
В дом заползли сумерки, но свет не включал, рассматривал Луизу, лежа на софе в мастерской. В полутьме на белоснежных листах особенно четко выделялись рисунки. Бедняжка Луиза, Луиза не от мира сего… и старость, противная, одинокая старость… В гордо посаженной голове – а такой эффект получился благодаря тому, что натурщица нещадно вытягивала шею, – безумие и величие. Великолепные рисунки. Что здорово, то здорово. Пожалуй, не отдаст их ей, как обещал, жалко. Модели типа Луизы на дороге не валяются. Написать бы ее… Тут-то и пришла идея, от которой у Володьки даже дух перехватило.
– Вам, мадам, подавай страсти? Вы их получите.
Россия, этот же день, вечер
А шарики отказывались ворочаться, и не удивительно. Он, Тимур, не какой-нибудь легавый, беспардонно сующий сизый нос в каждую нору. Он человек с чувством такта, воспитанный и культурный, в грязном белье рыться не его сущность. Блатная музыка – это так, чтобы позабавить Ставрова, не более, Тимур редко пользуется жаргоном.
– Ну и что, что я вор? Подумаешь! Сейчас, куда ни плюнь, в вора попадешь. Только одни залетают, другие откупаются, третьим везет. И, пожалуйста, пусть люди воруют, раз не попадаются, Тимур не завистливый! Но и его не надо упрекать и на коротком поводке держать.
Рассуждая вслух таким образом, он расхаживал в трусах и майке по двухкомнатной квартире, где раньше жила Алиса, и пил кофе из кружки.
– Но вернемся к нашим баранам. Значит, Марк получает записки, – так возвращался к «баранам» уже в двадцатый раз. – В него стреляли. Так не убили же! Чего зря пылить? Дальше: мотоциклист ведет себя вызывающе. Ну и что, елки-палки! Может, он голубой, Ставров ему приглянулся, вот и ездит за ним от избытка чувств. А, да, вспомнил! Мотоциклист приносил конвертики. В объектив его никто не видел… тогда с чего взяли, что это один и тот же мотоциклист? Так, дальше что на кону имеем? Алису столкнула женщина, а мотоциклист привез конверт в офис, отсюда вывод: мотоциклист и женщина заодно. По предположениям, они выкрали Алису, держат ее в заточении неизвестно с какой целью. Маразм. Кому надо кормить-поить постороннего человека так долго и не потребовать выкупа? Теперь эта женщина Икс. По факту она умерла, но, возможно, не умерла! У Тимура глаз-алмаз, Тимур обратил внимание на подписи.
Он подошел к зеркалу и принялся объяснять своему отражению:
– Папочка, мир праху его, перед кончиной снял наличкой крупную сумму, до того крупную, аж в горле першит. Куда делись цесарки – неизвестно. Они были, но их не стало, пропали бесследно. Во всяком случае, после смерти папаши деньги не достались Ставрову, по этому поводу его жаба давила и, по всему видно, давит до сих пор. И чего она его совсем не задавила? Мало того, остальное имущество папочка завещал молодухе, так сказать, оплатил сексуальные услуги. А у молодухи крыша отъехала, поместили ее в психушку. Не понравилось ей там, она давай рвать когти оттуда, да при попытке к бегству два года назад и погибла. Когда жена папочки сыграла в ящик, Ставров не сообразил на законном основании трухануть банк. Стоп, Тимур-джан, у Марка остались документы мачехи еще при ее жизни, так? Чековой книжки среди тех документов не было, так? Он только недавно обнаружил, копаясь в счетах отца, что пахан снял бабки…
Тимур махнул рукой:
– Ну и фиг с ними! Это ж не мои бабки! Чего мне ими голову забивать? Вернемся к тем, которые на днях со счета фирмы тю-тю. Ведь Тимур-джан, сравнив подписи, заметил, что закорючки один к одному в бумагах Марка и на банковских документах… Мачеха поначалу была владелицей фирмы, ставила закорючки на бумагах. Ой, я забыл, подписи подделать – раз плюнуть. Но какая молодец! Какая дамка! Облапошила Марка! Встречу ее, пожму руку как профессионал профессионалу и выражу свое восхищение.
Обнаружив, что кофе выпит, Тимур отправился на кухню, где царил редкостный беспорядок. Аристократ от воров не любитель махать веником и мыть посуду. Но, поскольку Марк прислугу не догадался закрепить за квартирой, Тимур справлялся с нудными обязанностями сам. Когда запас чистой посуды полностью иссякал, вот тогда за один раз и ликвидировался завал из тарелок, чашек, кастрюль.
– Ставров говорил, что его может ненавидеть только одна женщина, – продолжил рассуждения Тимур, наливая из чайника кипяток в кружку. – А вдруг все же это она крапает письмена, столкнула Алису, затем выкрала ее? Ну, а вдруг? Тогда, выходит, она не погибла, а цела и невредима. Только на хрен ей Марк, какая-то Алиса? Срубила бабулек и вали подальше, я бы поступил именно так. Эх, с такими бабками… Нет, Тимур-джан, не канает масть!
Постояв у зеркала и посочувствовав отражению, позвонил корешу:
– Я помню, ты говорил, что с пацанами знаком, которые на мотоциклах гоняют. Байкеры, кажется, так их называют?
– Ну, знаком, – ответил тот.
– Сведи меня с лидерами, если возможно, но собери их со всего города.
– Тебе когда надо сходку устроить?
– Сегодня вечером. Я в долгу не останусь.
– Какой базар! Я по дружбе. Но учти, они друг с дружкой плохо контачат. Стукнет моча в башку, начнется потасовка, в которой и тебе накостыляют.
– Понял, не сундук.
К вечеру Тимур приоделся: фрак, белая рубашка, бабочка, ослепительной белизны шарф под пальто – в общем, надеялся поразить респектабельным прикидом молодую поросль. Но байкеры поразили его. Наехали разом на мотоциклах к запущенному парку на окраине. Все патлатые и бородатые, с ног до головы в коже, молниях, цепях и побрякушках, в сапогах на каблуках и с заостренными носками, а у некоторых и шпоры, словно под ними были настоящие лошади. Сзади каждого байкера торчало по девчонке, расписанной под хохлому. И самое любопытное, что возраст байкеров был от юношеского до полтинника. Тимур не предполагал, что солидным мужикам нравится тусоваться в молодежном соре. А вид мотоциклетных фанов, конечно, устрашающий. Почудилось, что его окружила свора диких и голодных собак, одно неосторожное движение – и косточки Тимура захрустят на их зубках. В таких случаях бабочка нестерпимо начинает давить на кадык. Тимур поправил ее, выступил вперед и рассказал, кого ищет. Опасения оказались напрасными, его вежливо выслушали, вежливо и культурно задавали вопросы, культурно и вразумительно отвечали. Ни в одной из групп парня и мотоцикла, которых он описал, нет. Тимур поблагодарил, извинился за беспокойство, байкеры разъехались так же быстро, как и слетелись, а он затосковал.
