Если бы до этой встречи ему показали портрет Альбины, ну и фигуру в другом одеянье, а не в грязном комбинезоне, и спросили, что он думает по поводу нее, Роман ответил бы: ого! И дополнил бы: эта шикарная женщина ездит в дорогих автомобилях и летает на тусовки в Европу, а портреты ее печатают в журналах, обязательно в разделе светской хроники. Но что данная модель из журнала не умеет себя вести, тараторит, как базарная баба, и не умеет слушать – ему не пришло бы в голову. А раз Альбина задала тон, то чего церемониться?
– Я спрашиваю: где Ева? – повторила она.
– Ваша Ева исчезла, – сказал он еще спокойно.
– Исчезла, ха! – взмахнула руками Альбина. – Может, это вы устроили ей исчезновение?
Кажется, она решила вывести его окончательно. Роман набычился:
– В каком смысле?
– В самом прямом. Держите ее где-нибудь взаперти, желая убедить отца, что она сволочь последняя…
– Вы перебираете. Ваша Ева меня интересует лишь постольку, поскольку украли мою сестру. Сейчас я хочу выяснить, связано ли похищение моей сестры с пропажей Евы. А что касается обвинений, то… Да, я не люблю жену моего отца, – с удовольствием сказал он, предполагая, как взбесится подруга. – Потому что не верю ей…
– И зря, – перебила Альбина. – Это в вас говорит эгоцентризм, а Ева любит вашего отца и переживает, что вы его бросили.
– Стоп, стоп, вы далеко зашли. Прежде всего, мой отец бросил мать, с которой прожил десятки лет. Теперь она стала ему не нужна, потому что он вдруг влюбился как мальчик. Но Даниил Олегович не мальчик, а, простите, почти дедушка, обязан отвечать за свои поступки. Он хотел получить все, а так не бывает. Выбор, простите, сделал он. По-вашему, я и моя сестра должны были радоваться его счастью и добить мать, чтобы она слегла в гроб? Поставьте себя на место брошенной женщины, вы же художница, воображением обладаете. Как бы вы чувствовали себя? Но что бы вы ни сказали, я знаю реакцию, потому что боль и оскорбление все переживают одинаково. Хорошо, согласен пересмотреть свои взгляды, если только покажете мне дедушку, которого полюбила юная девочка просто так, потому что он – это он. Но чтобы дедушка был без денег, огромного дома, предприятий, машин, положения, а имел бы скромную квартиру, нуждающуюся в ремонте, и главное богатство – он сам с багажом прожитых лет и болезнями. Покажете? Хотя бы одного? Да не ройтесь в памяти, потому что примеров не найдете. Поэтому я не верю вашей Еве.
После монолога он пошел к выходу, но остановился, не все сказав:
– Что касается вас, то так рассуждать может либо совершенно бездушный человек, либо абсолютная дура без шансов поумнеть в ближайшее десятилетие. Кто вы есть – выбирайте сами.
– Являетесь в чужой дом и оскорбляете? – понеслась за ним Альбина.
– Прием был на изумление «теплым», – бросил через плечо он. – Кстати, если Ева объявится, срочно сообщите мне…
– Да катитесь к черту, ничего я не буду вам сообщать.
– Значит, вы то и другое вместе, – выходя из квартиры, сказал он. – Хуже будет, если я найду ее сам и удостоверюсь в обмане, ей лучше не прятаться.
– Это угрозы? – взвилась оскорбленная Альбина, выскочив за ним на площадку. – Да как вы смеете?
– Я не вам угрожаю, а ей. – Спускаясь, Роман поднял голову. – Так и передайте Еве: в порошок сотру. А если и вы скрываете ее местонахождение, вас тоже сотру.
– Псих! – крикнула Альбина, перегнувшись через перила, после чего ушла в квартиру, плюхнулась на диван. – У него точно не все дома.
Но, провернув в уме диалог с Романом, она вынужденно признала, что действительно малость перебрала. Так ведь Еву жалко, в свое время намучилась она достаточно, чтобы получить право на счастье. Тем не менее монолог психа про папу с мамой был убедительным, не дураки же придумали пословицу «На чужом горе счастья не построишь». Но так уж повелось: своя рубашка ближе к телу, Ева не виновата.
– Куда же она делась? – проговорила Альбина в растерянности. – Уж мне-то Ева сказала бы, если бы надумала сбежать от мужа. Вздор. Никуда она не сбежала… В таком случае где она?
7
Прошла еще одна страшная ночь. Нет-нет, ничего не случилось, но утром Даниил Олегович понял, что в его возрасте переживания и бессонные ночи действуют губительно. С постели он поднялся вялым, разбитым, уставшим, будто всю ночь разгружал вагоны, хотя понятия не имел, как это – разгружать вагоны. А когда посмотрелся в зеркало перед бритьем, испугался и раскис: на него взирала пятидесятипятилетняя рожа, если не старше, на которой отразилось и количество выпитого. Раньше многие уверяли, будто выглядит он на сорок пять, да и чувствовал себя Даниил Олегович превосходно. Ну, случалось, давление подскакивало, мотор в груди сбивался с привычного ритма, а, в общем, срок годности не вышел. И вот здрасьте вам: всего-то двое суток потраченных нервов, а налицо та самая старость, которой он не признавал и панически боялся.
Приняв бодрящий душ, побрившись и тщательно одевшись, Даниил Олегович снова посмотрелся в зеркало – сойдет. Выпил растворимого кофе, который не разрешала пить Ева, но держала на экстренный случай. Она покупала зерна, размалывала в кофемолке и обязательно варила по всем правилам. Бутербродами Даниил Олегович давился, но понимал, что надо поесть. И все в тишине, которая была ничем не лучше физических пыток, просто доканывала нервную систему, а он не догадался включить радио или телевизор. Возникло не новое желание бежать отсюда, да нельзя, надо ждать домработницу. Он вышел во двор и позвонил сыну.
– Есть новости? – спросил Роман.
– Нет. Я звоню… – Чуть не сказал, что ему плохо одному, что он нуждается в родном лице и поддержке. Разве Роману это интересно? – Я звоню спросить: как там подруга Евы?
– Никак.
– Не хочешь говорить?
– Нечего говорить. Она подтвердила, что твоя Ева была у нее, потом позвонила тебе и убежала. Все.
– А я жду домработницу, – сказал Даниил Олегович, чтобы только продолжить диалог с сыном.
– Это правильно. Извини, отец, у меня нет времени, позвони позже.
Вот как: не я тебе позвоню позже, когда освобожусь, а ты звони. Сын в нем не нуждается. Одновременно в душе отца стихийно поднималась справедливая волна негодования против Романа, даже скулы свело от злости. Сын, которого он кормил, одевал, учил, которого любил, платит черной неблагодарностью. Пусть он будет на стороне матери, но к отцу, которому сейчас трудно, не имеет права относиться равнодушно. У Даниила Олеговича защемило внутри, будто что-то там отрывалось с болью. Удручающий вывод напросился сам собой:
– Дети – это цветы на наших могилах.
Он постарался отбросить мысли о бессердечном сыне, а заняться нечем, иногда Даниил Олегович вел с Романом виртуальный диалог, доказывая его неправоту. Так пролетело несколько часов, около часа дня ему позвонил зав. полуфабрикатным цехом:
– Даниил Олегович, срочно приезжайте! У нас инспекторы по правонарушениям в сфере потребительского рынка бушуют.
