Как чистокровный человек, воспитанный на историях про жутких двуипостасных, дьера Валия никогда не понимала теплого отношения своего хозяина к рыжей осе, которую он взял когда-то на работу. Но среди прочих достоинств этой пожилой особы было умение хорошо скрывать свои чувства. И потому всегда вежливую, добродушную женщину, следящую за порядком в доме и просто-таки обожающую близняшек, Этьен заподозрил бы в чем-либо в последнюю очередь. А зря. Именно экономка была глазами и ушами Грэнны Ганн в семье сына, а не регулярно меняющиеся горничные, на которых постоянно падала искусно направленная тень подозрений.
«…И если дьер Аттамс женится на оборотне, – мелким убористым почерком писала седовласая шпионка своей благодетельнице, – это станет еще большим скандалом, чем его брак с безродной лиловой ведьмой! Кларисса хотя бы азой была, а эта рыжая… ну надо же – сыщица! Мужская работа, мужские костюмы, и манеры как у мужика! Тьфу! Драгоценная дьера Ганн, примите меры, не дайте сыну загубить репутацию уважаемого гражданина, тем более на пороге вашей помолвки с градоправителем!!! Олли-о надо услать из города подальше, чтобы не вводила порядочного дьера во грех».
Дочитав послание, Грэнна с чувством смяла желтоватый лист, процедив сквозь зубы:
– Ошибаешься, дорогая Валия, не осу нам надо отсылать, а одну глупую ведьму из похоронного бюро. Эх, Майла, Майла… что же ты никак не можешь ни уехать, ни умереть? А ведь письмо-интрига должно было давно подействовать. – Женщина нахмурилась, бросив задумчивый взгляд в окно.
– Чи-и-и? – воодушевился рыжий почтовик и даже привстал на задние лапки, протянув передние в ожидании еще одного ореха.
Глухой удар опустившейся рядом трости заставил обезьяну испуганно подпрыгнуть на подоконнике. Покосившись на металлический набалдашник, зверек молча поклонился, расправил крылья и дал деру.
В похоронном бюро
Джемма сидела, обняв банку с медом, и гипнотизировала взглядом сыщицу. Та лежала, изображая, что спит, и размышляла, что за муха укусила ее обычно сердобольную подругу. Решив, что сама ничего путного не придумает, Олли-о с обреченным вздохом открыла глаза.
– Так и знала, что ты не спишь! – воскликнула ведьмочка, победно сверкнув зелеными глазами, которые на осунувшемся бледном личике казались особенно большими и выразительными.
– А если знала, чего ж тогда молчала? – демонстративно зевнув, спросила оса.
– Боялась, – призналась Джемма. – Вдруг все-таки спишь, а тут я со своими вопросами.
– С вопросами и банкой меда, – улыбнулась ей оборотень. – Давай его сюда. Я буду сытая, добрая… и расположенная к беседе. О чем, кстати, ты хотела узнать? – спросила, слизнув с протянутой ложки золотистое лакомство.
– Ты детей любишь?
Неудивительно, что мед у Олли-о в горле застрял. И вместо того чтобы раствориться в теле, став строительным материалом для его недостающих частей, с кашлем брызнул на простыню. Ведьма тут же поднесла ко рту сыщицы воду, но оса, поморщившись, отказалась и даже отодвинула стакан… ладонью.
– Откуда у тебя руки?
– При чем здесь дети? – в один голос спросили обе.
Затем так же слаженно помолчали, после чего сыщица нехотя призналась:
– Не руки, а рука… пока что.
– Этого вполне достаточно, чтобы самой есть ложкой, – вручив ей упомянутый предмет, заявила девушка. – А банку я подержу.
– Так, – почесав нос концом столового прибора, проговорила рыжая, – что ты говорила о детях? Ты беременна, и гробовщик жаждет выставить тебя на улицу вместе со мной… или ко мне… или куда?
– Вовсе нет! – опешив от такой интерпретации ее невинного вопроса, воскликнула ведьма.
– Я беременна? – решила пошутить Олли-о. Ну а что? Кто этих магов знает. Лежишь тут, никого не трогаешь, ешь и пьешь всякие вкусности, а потом бац – и непорочное зачатие.
– Как? Уже? – окончательно расстроилась Джемма, не усмотрев в ее словах иронию. – Значит, вы все-таки поженитесь? – обреченно вздохнула она, а потом обиженно воскликнула: – Зачем тогда весь этот спектакль устраивали?! Оставили бы меня в покое, и все! Дали бы жить своей жизнью и не тревожили прошлое. Зачем, Олли-о, ты говорила, что он меня любит? Зачем помогала, позволяя стать твоей подругой… зачем?! – Ведьмочка с такой силой сжала несчастную банку, что та жалобно скрипнула.
Желая спасти принадлежащий ей по праву десерт, а заодно и свой бедный мозг от совершенно необоснованных претензий, оборотень рявкнула:
– Цыц! – После чего, пользуясь тем, что Джемма притихла, спокойно поинтересовалась: – Кто он? – Впрочем, вариантов было немного, поэтому она тут же добавила: – Этьен?
Ведьмочка утвердительно кивнула.
– Ладно, это понятно. Непонятно другое – какие, к чирташу, дети, Джемма?!
– Его дети, Олли. Его! Мои племянницы. – Она строго посмотрела на осу и серьезно поинтересовалась: – Ты их любишь?
– Этих двух заноз, вечно сующих свои любопытные носики куда не следует? – не без ехидства уточнила оборотень и, получив в ответ очередной кивок, продолжила: – Этих малолетних магов металла, делающих из дорогостоящих пишущих принадлежностей ободки для волос?
Джемма больше не кивала, она просто сидела и не мигая смотрела на подругу.
– Этих несносных малявок, которые умудряются испачкать все вокруг так, что бесполезна и магочистка, но сами при этом остаются относительно чистыми?
– Олли, но они же…
– Да! – довольно ухмыляясь, сказала рыжая.
– Что «да»? – не поняла ведьмочка.
– Да! Я их люблю, – «добила» ее окончательно развеселившаяся сыщица. Идея вызвать в Джемме ревность, отклоненная Этьеном, ей по-прежнему нравилась, и она не смогла отказать себе в удовольствии подразнить влюбленную глупышку. – И отца их тоже люблю, – добавила, глядя на сникшую девушку. После чего, выдержав паузу, совершенно серьезно сказала: – И тебя, дурочку, люблю уже не меньше.
– Олли, ты не понимаешь, – грустно вздохнула ведьма, но собеседница перебила:
– Это ты не понимаешь, Джемма. Недосып плохо сказывается как на твоем милом личике, так и на мозгах. Мы с Этьеном друзья, просто друзья, о чем тебе уже было сказано, и не раз. Я люблю и уважаю его как друга. Как единственного близкого мне человека, который, уверена, не бросит в беде и не предаст. И да, я люблю его несносных детей, потому что они его дети. Я даже терплю его жуткую мамашу, что само по себе подвиг. Ну а он… любит тебя. И, поверь, вовсе не как друга.
– А сказал, что хочет стать именно другом, – пожаловалась на опекуна ведьмочка.
Оборотень же, немного помолчав, спросила:
– А чего хочешь ты, Джемма-Майла? – И, видя растерянность на лице собеседницы, уточнила: – От Ена ты чего хочешь?
Ведьма задумалась, вновь вцепившись в многострадальную банку.
