– Конечно, замечала, но предпочитала себя успокаивать. Как вот меня сейчас!
– Я ничего не видела! Все произошло внезапно. Я заехала домой в обед за папкой с договорами за предыдущий год – и застала их в нашей с Романом кровати.
– Голыми?
– Почти! Рома был в носках.
– А до этого ты ничего не замечала? Ни как они переглядываются, ни как ножкой друг друга под столом трогают? Обычно люди, перед тем как заняться сексом, все это проделывают.
– Ничего я не замечала.
– Так не бывает. Ты замечала, но продолжала заниматься самообманом.
– Нет.
– Не кипятись, – сказал Петр Петрович, – я просто хочу сказать, что самоуспокоение в этом вопросе – это, конечно, хорошо, но вероятность того, что между нашей мамой и Фильчиковым ничего нет, ничтожна. Ты же не хочешь, чтобы Вася от меня ушла?
– Конечно, не хочу!
– Значит, ты мне поможешь.
– Как?
– Да ясно же, как, – сказал Сусанин, злость которого постепенно сменялась раздражением, – я помогаю тебе убить Майю, а ты мне – Фильчикова. И снова в нашей семейной жизни воцарится мир и покой. Ты вновь обретешь счастье со своим рыжим поэтом, а я решу проблемы с мамой.
Полина поежилась, немного подумала, а потом решительно кивнула.
– Люблю ли я тебя? Ой, какие глупости, – скривился Рома, прочистив горло, – я же тебе предложение сделал! Брачное! Я ведь из-за тебя расстался с женой!
– Ну да.
– Что «да»? Да, я расстался с Полиной, я не врал тебе, держа в статусе любовницы, у которой и прав-то никаких нет, только обязанности, основная из которых – прятаться по углам, как крыса Чучундра, а в обществе делать вид, что мы почти не знакомы. Я не мариновал тебя, обещая развестись то через три месяца, то через три года, то к окончанию третьего тысячелетия! Я честно сказал своей супруге, что полюбил другую женщину, собрал вещи и переехал к тебе. Это ли не доказательство моих чувств?
Тут Роман приложил руку к сердцу и томно закатил глаза.
– Ладно, убедил, – вздохнула Майя, – кстати, Ромасик, ты не мог бы сделать мне чайку? Только, пожалуйста, положи туда сахар, лимон и поболтай ложечкой.
Рома молчал. Пауза затягивалась.
– Может, я лучше почитаю стихи? – сказал наконец Тряпкин. – Вот, новое:
Рыдала душа, горел костер,
Смотрел, не дыша, как рыдает сестер
Хоровод, как взлетают огни,
Платочком ты мне на прощанье взмахни.
Майя долго молчала, переваривая услышанный литературный шедевр.
– Это ты сам придумал? – спросила она наконец. – Раньше ты все про вред курения писал да про правила дорожного движения.
– Да, – скромно потупился Рома, – сам. И про душу, и про костер, и про рыдание души и многочисленных сестер из хоровода… Не забывай, что сборники моих стихов изданы тиражом пять тысяч экземпляров. Я универсальный поэт, могу в разных стилях сочинять стихи.
– Конечно, – кивнула девушка. – Знаю. Пять тысяч экземпляров. За тираж заплатила Полина.
Роман снова закашлялся. Майя постучала его по спине.
– Или вот еще, свеженькое четверостишие, – продолжил он, меняя тему, – в традициях русского стихосложения девятнадцатого века:
О, яд несбыточных желаний!
Ты в кровь вошел и отравил ее!
Из мрака и лучей, неясных очертаний
Сплелося чувство странное мое
[1].
– Ладно, – сказал молодой человек, так и не дождавшись аплодисментов, – что-то ночь у нас сегодня нервная выдалась. Пойду-ка я проверю электронную почту.
Он встал, потянулся и пошел в соседнюю комнату, где стоял ноутбук, в свое время подаренный любимому мужу Полиной. Это была единственная вещь, которую Тряпкин не вернул жене при разводе. Он утверждал, что компьютер нужен ему для написания стихов, без ноутбука-де его муза чахнет, страдает и снижает плодовитость, но на самом деле причина, по которой Рома не возвращал не принадлежавшую ему технику, была совсем другой: он до одури играл с компьютером в карты, достигнув в этом деле невероятного мастерства.
…– Как-то это экстремально, – неуверенно сказала Полина, – два убийства одновременно…
– А мы не одновременно, – успокоил дочь Петр Петрович, – сначала прикончим Рема, и все подумают, что это заказное убийство. Более того, вполне возможно, что расследование поручат кому-нибудь из моих бывших коллег, который выступит по телевизору и заявит, что это самоубийство на почве…
– На почве проблем с Ксенией Дюк! – радостно воскликнула Полина. – Мама сказала мне, что из-за этой певицы продюсерский центр Фильчикова может лишиться почти полутора миллионов долларов. А это приведет к банкротству компании. Есть из-за чего сделать харакири.
– Ах, как чудненько все складывается, – засучил ногами Сусанин, потирая руки. – Как замечательно!
Его лицо снова стало гладким и довольным.
– Да, лучше момента и не придумаешь, – кивнула девушка, – нас никто не заподозрит. Надо только организовать утечку в прессу о проблемах с Ксенией.
– Утечка уже есть, – сказал Петр Петрович, – желтые газетки уже вовсю пишут о том, что Дюк в депрессии, что она отменяет концерты и хочет завершить карьеру из-за несчастной любви к Пуканцеву. Кстати, зачем, говоришь, мать поехала к Фильчикову?
– Повезла расчеты убытков. Кроме того, они будут пытаться уговорить Ксению пойти в студию и заняться записью альбома. Уговорят, ты думаешь?
– А нам без разницы. Все равно смерть Фильчикова будет связана именно с этой историей. Все будут искать ниточки, ведущие к Дюк. Кстати, у нее же есть жених, известный футболист! Сто процентов, он тоже попадет под подозрение.
– Это почему же? – не поняла Полина.
– А потому, что источник в правоохранительных органах под большим секретом сообщит журналистам на условиях анонимности, что у продюсера Рема Фильчикова и певицы Ксении Дюк был роман, а знаменитый форвард Пуканцев воспылал ревностью.
– Какая прелесть! – всплеснула руками Полина. – Ты молодец!
– У меня большой опыт, – скромно потупился Сусанин, – двадцать лет назад я укокошил парня, который все время посылал твоей матери цветы. Его тело нашли в розарии. Десять лет назад я отправил к праотцам мужичонку, с которым Вася закрутила санаторно-курортный роман. Его труп был обнаружен в бассейне. Пять лет назад я пришил молодого гитариста, который пел серенады под нашим окном и уговаривал Ваську выглянуть хоть на мгновение. То, что от него осталось, нашли в оркестровой яме. Так что мне не привыкать!
Полина открыла рот. Ее глаза сияли искренним восхищением.
