– Рем Яковлевич, – извиняющимся тоном начала Ксения, – можно, я все-таки спою?
В трубке что-то затрещало, потом звякнуло. Дюк прислушалась.
– Рем, пожалуйста, перестань бить чашки, – послышался откуда-то издалека голос Василисы. – Нам же, ха-ха, в следующий раз не из чего будет пить коньяк.
«Ну все, – подумала Ксения, – они пьют коньяк из чашек. Наверное, все бокалы уже расколотили. Скоро будут в вазы наливать и из носика чайника хлебать. И все из-за меня!»
Табуретка угрожающе зашаталась. Ксения вцепилась в нее двумя руками, зажав мобильник между ухом и плечом.
– Так вам кого, девушка? – недовольно спросил Рем в трубку.
– Я Ксения Дюк! Вы меня помните?
Краем глаза она увидела, что лицо рокера вытянулось, рот приоткрылся, и общее выражение лица приобрело ошеломленное выражение.
– Не помню, – хрюкнул Рем в трубку. – Василиса, – крикнул он куда-то вдаль, – ты когда-нибудь встречала Ксению Дюк?
– Да! – крикнула Василиса Николаевна из глубины кухни. Она пыталась приготовить кофе, но у нее пока не получалось. – Имя знакомое! По-моему, это известная народная целительница, которая считает, что все болезни у человека от глистов.
– Фу, – сказал Рем, – ты уверена, что это она?
– Точно, – крикнула Сусанина, – эта женщина считает, что именно глисты стоят на пути человека к бессмертию.
– Какие гады, подумать только, – запричитал продюсер.
Табуретка зашаталась. Ксения вцепилась в нее еще крепче.
– Кофе готов, – позвала откуда-то издали Василиса, и Рем отключился.
Несколько секунд Ксения не двигалась. Уставший балансировать на табуретке рокер так и норовил свалиться. Дюк опустила плечо, трубка упала на пол. Она подняла голову и посмотрела на Валеру с петлей на шее.
– Честно говоря, ты действительно слегка смахиваешь на Ксению, – задумчиво сказал рокер, – но неужели ты надеялась, что продюсер поймается на такую простую уловку? Наверняка он знает голос настоящей Дюк как свои пять пальцев.
– Я и есть настоящая Ксения Дюк, – сказала девушка. – Слезь, пожалуйста, оттуда. Ты меня нервируешь. Ты же видишь, что я делаю для тебя все, что могу.
– Не слезу, – заупрямился Валера. – И не надо мне врать. Если ты еще раз мне соврешь, я повешусь просто так, из чувства протеста.
– Ну ладно, чего ты хочешь? – устало спросила Ксения. – Давай, выкладывай свои требования.
– Прежде всего, – заулыбался Валера, – я хочу, чтобы ты выучила слова песни про отважных контрабандистов. Давай я буду петь куплет за куплетом, а ты за мной повторяй. «Мы едем-едем-едем в далекие края-я-я… и вас не испугает профессия моя-я-я», – начал он.
– Ну вот, – поморщилась Дюк, – в предыдущей песне у тебя были сплошные «ы», а в этой – одни «я».
– Так ведь это же для рифмы, – не согласился с критикой Валера. – И вообще, будешь возмущаться – повешусь, отравлюсь, вскрою вены и выброшусь из окна!
– Это шантаж, – простонала Ксения, – а ты как, сначала отравишься, потом повесишься, затем вскроешь вены, а после – выбросишься? Или как-то по-другому?
– Я еще не решил, – скромно сказал рокер, – подумаю. Или монетку брошу.
Табуретка опять зашаталась.
– Все, пою-пою, – испуганно проговорила Дюк, – как там? «Вас не испугает профессия моя»?
– Ага. Только ты с выражением пой. С надрывом!
Ксения спела.
– Молодец, – похвалил ее рокер, – только получается излишне бодро. Это тебе не пионерская песня. Слушатель должен сразу, с первых букв понять, что исполняется драматическое произведение. Или даже трагедийное!
– Ладно, я поняла, – сказала Ксения, – давай только прервемся, отдохнем, выпьем чайку и тогда будем репетировать дальше.
– Не уговаривай меня, я все равно не слезу. Можешь эти уловки про чай и отдых оставить при себе, – рявкнул рокер, глядя на Дюк сверху вниз, – давай, пой!
Ксения вздохнула.
– То есть исполнять в романтическом ключе? – спросила она.
– Да.
Ксения спела еще раз.
– Неплохо, – сказал Валера, – надо убрать это сексуальное придыхание, и будет совсем хорошо.
– А что? – обиделась Ксения. – Тебе не нравятся мои придыхания?
Рокер хихикнул.
– Ну, – сказал он, – ты сама такая мелкая, тощенькая, а придыхания у тебя, как у Памелы Андерсон. Даже неожиданно как-то.
– Если будешь меня оскорблять, – обиделась Ксения, – так я вообще петь не буду.
– Ладно, ладно, извини, – сказал Валера, с трудом удерживая равновесие на табуретке, которую Дюк перестала поддерживать. – Смотри лучше, чтобы подо мной опора не шаталась.
– Ты же вроде хотел повеситься?
– Да. То есть нет, – растерялся рокер. – То есть если ты споешь песню про контрабандистов в микрофон, то я, возможно, останусь в живых. Конечно, гарантировать ничего нельзя…
В этот момент телефон, лежащий на полу, затрезвонил громко и требовательно.
– Сусанина твоя фамилия. Ты мой бухгалтер, – сказал Фильчиков. Он пил уже вторую чашку крепчайшего кофе, и у него постепенно прояснялось в голове.
– То-то я думаю, почему у меня все время крутится в голове формула расчета амортизационных отчислений, – пробормотала Василиса. – А я, оказывается, бухгалтер, да еще и Сусанина.
– Куда ты завел нас, Сусанин-герой? Да знаете, братцы, я сам тут впервой, – продекламировал Рем. – Скажи мне, Василиса, почему у меня так болит голова?
– Потому что, – грустно сказала Василиса Николаевна, – мы всю ночь пытались уговорить Ксению Дюк, которая решила выйти замуж и завершить артистическую карьеру, поехать в студию и спеть с десяток песен.
– Уговорили? – с тревогой спросил Рем.
– Увы.
– О ужас. И мы напились с горя?
– Похоже, что так. Наши убытки составили, – она засунула руку в карман, пошарила там и вытащила лист бумаги, – ровно один миллион четыреста семнадцать тысяч сто одиннадцать долларов. Плюс пятьдесят две тысячи убытков, в которые уже обошлись сорванные Ксенией концерты.
Фильчиков рухнул на стул с хромированными ножками и глухо застонал. Несколько секунд он пребывал во власти отчаяния.
– А как же это мы не уговорили ее? – удивленно спросил Фильчиков. – Если она мне только что звонила?
– Это не она, – покачала головой Василиса Николаевна, к которой постепенно возвращались ее царственные повадки, – это какая-то странная девушка звонила, петь хотела.
Продюсер взял телефон и проверил список входящих звонков.
– Ее номера в списке нету, – скривился он, задыхаясь от жгучего разочарования, – видимо, это все же не Ксения была. Но на всякий случай я перезвоню.
