– Дэвид…
Его голубые глаза сузились, а губы вытянулись в ниточку.
– Ты ведь одна сейчас, так?
– Я уже говорила, что у меня никого нет.
– Говорила. Я ни разу не ударил тебя. Прекрасно о тебе заботился. Никогда тебе не изменял. Ты просто больше не любишь меня. Старо как мир.
– Ты пришел, чтобы проверить и унизить меня? Неужели ты собираешься шпионить за мной? – Клаудия старалась говорить нейтральным тоном, не повышая голоса.
Дэвид Пауэр несколько раз с силой сжал челюсти.
– Проверить тебя… Прости. Я перешел черту. Просто мне по-прежнему больно. И будет больно еще… неопределенное время. Я не хотел причинять тебе боль, Клаудия.
– Мне жаль, что тебе больно. Правда, жаль. Но мы уже сто раз обсуждали нашу ситуацию, и нет смысла возвращаться к этому снова.
В комнате зазвонил телефон, и она торопливо сказала:
– Слушай, мне нужно идти…
– Я хотел попросить тебя кое о чем… – пробормотал Дэвид.
Она пожала плечами.
– Тогда подожди секундочку. – И поспешила к телефону.
– Алло?
– Клаудия Салазар? – раздался в трубке хрипловатый женский голос, отрывистый, как у моряков.
– Да. Кто это?
– Не кладите, пожалуйста, трубку, – распорядилась капитанша. Вместо стандартной музыкальной заставки в трубке зазвучала запись вкрадчивого голоса на фоне мягкой патриотической мелодии «Америка прекрасная». Красивый баритон вещал: – Проверенный лидер Техасской прибрежной зоны… Сенатор Люсинда Хаббл. Демократ. Человек умеренных взглядов. Защита для наших детей. Защита для наших стариков. Заботясь о нашей экономике, она отстаивает экологию нашего уникального побережья и интересы здравоохранения. – «Сплошная защита. Может быть, теперь правоверные граждане машинально будут надевать презервативы, даже идя на собрание?» – подумала Клаудия. – Сенатор Хаббл, как бывшая медсестра, особенно глубоко понимает потребности и чаяния наших пенсионеров. Голосуйте 7 ноября за переизбрание сенатора Люсинды Хаббл… – Словесная тирада внезапно оборвалась.
– Мисс Салазар? – теперь это был совсем Другой голос, уверенный и четкий.
– Да, детектив Салазар слушает вас. – Клаудии вдруг захотелось представиться официально, упомянув и свое звание. Она повернулась и увидела, что Дэвид, который зашел в квартиру и прикрыл за собой дверь, вспыхнул, когда она назвала свою девичью фамилию. Она была Клаудией Пауэр двадцать два месяца их супружеской жизни, но не более того, и Дэвид, похоже, отнесся к восстановлению ее старой фамилии как к личной обиде Голос в трубке слегка смягчился:
– Доброе утро, детектив. Это Фейс Хаббл, начальник штаба избирательной кампании сенатора Хаббл.
– Примите мои соболезнования в связи с кончиной вашего бывшего мужа, миссис Хаббл.
– Благодарю вас. Ужасная трагедия. Моя свекровь и сын очень переживают по поводу смерти Пита.
А ты сама не переживаешь? Клаудия была удивлена, но вслух произнесла:
– Конечно, это так естественно.
– Я хотела бы встретиться с вами и выяснить, в каком направлении продвинулось наше расследование.
Наше расследование… Клаудия усмехнулась: звучит так, как будто это Фейс Хаббл в предрассветные часы напряженно работала, снимая отпечатки пальцев и оформляя необходимые бумаги.
– Мы собрали кое-какие вещественные доказательства, но результатов вскрытия у нас пока нет. Я бы тоже хотела поговорить с вами лично и вашими близкими как можно скорее.
– Встреча с Люсиндой? Неужели это так необходимо? Сейчас она совершенно убита горем. К тому же мы уже дали показания Дэлфорду Спаерсу.
– Да, мэм, я понимаю, что для вас всех это тяжелое испытание, тем не менее мне, как и судье Мозли, действительно необходимо поговорить с ней.
– Вероятно, сначала все-таки встретимся мы с вам и обсудим, как вести себя с прессой.
Клаудия наблюдала за Дэвидом, который с бесстрастным лицом осматривал ее пустое жилище.
– Для таких случаев у нас наработана определенная линия поведения, мэм.
– Разумеется, я верю, что вы об этом уже подумали, – заявила Фейс, – но здесь гораздо более ответственное дело, чем утонувший пьяный турист. Кроме того, насколько мне известно, произошла серьезная утечка информации. – Фейс помолчала. – Давайте встретимся, скажем, через час у вас в офисе, договорились?
– Хорошо. – Пусть их встреча будет проходить под знаком обсуждения отношения к прессе, зато у Клаудии появится возможность откровенно побеседовать с женой погибшего.
– Тогда увидимся через час. – Фейс Хаббл повесила трубку.
Клаудия задумалась. Дэвид стоял перед большим окном и смотрел на автомобильную стоянку, расположенную прямо перед домом.
– Тебе бы квартиру с видом на залив, Клаудия.
– Я вижу этот залив каждый день, – огрызнулась она. Ей не хотелось говорить о том, что на свою зарплату одинокой женщины она не может позволить себе другое жилье. – Спасибо, что зашел, но у меня дела.
– Кстати, о делах… На эти выходные у Поппи день рождения, и я надеялся, что ты сможешь пойти на вечеринку вместе со мной. – Патрику Пауэру, деду Дэвида, было уже под девяносто. Он жил в доме для престарелых, но оставался патриархом старого ирландского клана, когда-то обосновавшегося на побережье. – Если ты не придешь, Поппи будет спрашивать о тебе и волноваться.
– О, Дэвид, это плохая идея.
– И все-таки… – Он виновато улыбнулся, – Поппи ничего не знает о нашем разводе, Кло. Он не верит в раз. воды вообще, не станем же мы его расстраивать. У него слабое сердце, ты ведь сама знаешь.
Клаудия была уверена, что гранитное сердце старика выдержит и не такое.
– А ты расскажи ему, Дэвид. Я не собираюсь участвовать в этом спектакле.
– Большое спасибо за совет. Господи, Клаудия. Всего один разок. Ты же знаешь, как Поппи любит тебя.
– Да, любит и никогда не упускает возможности шлепнуть меня по заднице.
– Если хочешь обидеть меня, давай, не стесняйся. Но мою семью не трогай.
– Да не собираюсь я никого обижать! Я просто хочу жить собственной жизнью! – Клаудия не заметила, как перешла на крик, хотя и обещала себе ни в коем случае не срываться.
– И именно о такой жизни ты мечтала? – Дэвид сделал широкий жест и обвел взглядом ее унылую комнатушку. За прошедший со дня развода месяц она так и не распаковала свои пожитки. Несколько фотографий семьи Салазар на пыльном журнальном столике, гора немытой посуды в раковине, в нише развернутый матрац со скомканными простынями. Она оставила Дэвиду почти всю мебель, чтобы избежать дрязги недоразумений. – Что-то непохоже, чтобы ты получала большое удовольствие от такого одиночества. – Я занята на своей работе, – сказала она. – А ты нет? – Этот вопрос прозвучал не из любопытства, а лишь потому, чтобы поменять тему.
