Раньше ему никогда не хотелось убить мужчину, но это обещало интересное разнообразие на контрасте – как жаркое после целой недели картофельных чипсов. Ему грезилась картина, в которой Уит умирает от серии медленных, аккуратных разрезов, а потом в его ушах раздал тихий шепот умирающего. Взгляд Клинка уперся в потолок, где вращался вентилятор. Лопасти быстро крутились, напоминая ему темный человеческий глаз. Мамин глаз. Едва дыша, он бессмысленно смотрел на него и теперь не слышал ничего, кроме маминого голоса, который говорил ему, что он должен сделать.
Клинок проснулся и понял, что ненароком соскользнул в темный мир, построенный его мамой. Уверенно улыбаясь, она частенько говорила ему, перед тем как начать разогревать на плите гаечный ключ или повесить прищепку на его маленький пенис: «Мы с тобой, дорогой мой, навеки вдвоем, не забывай об этом никогда».
Слава Богу, думал он, что ему все-таки удалось стать героем собственного романа. Его мама не смогла победить его. Победил он. И в дальнейшем будет так же.
Зазвонил телефон; он поднял трубку и после обычных утренних любезностей стал слушать.
– Речь идет о девушке, которая нашла тело Пита, – прошептал ему в ухо знакомый голос. – Сделай мне одолжение. Дай ей немного денег и увези ее из города.
– Хорошо, – сказал Клинок. – Я все сделаю.
– Например, в это время года совершенно замечательно в Санта-Фе. Бьюсь об заклад, что там есть чудесные и доступные для молодежи гостиницы. Или, возможно, Флорида, если она захочет остаться на побережье. – Клинок дослушал до конца подробные инструкции и повесил трубку.
Его большой палец медленно скользил по острому лезвию ножа. Если необходимо, чтобы Хезер Фаррел покинула город, что ж… найдется много вариантов. Подкуп с помощью приличной суммы денег по сравнению с другими способами занимал особое место. Этот метод всегда ему удавался (кроме одного раза, когда произошла осечка). Почему бы не попробовать снова? Клинок принял решение.
Он задумался над тем, как лучше подойти к решению этого вопроса, чтобы избежать всяких неприятных неожиданностей. Наверняка он обойдется простои приманкой Нырнув под провисшую кровать, Клинок вытащил оттуда большой охотничий нож, напоминающий те, которые быта У первых покорителей Запада. Нож был замечательный очень прочный и достаточно острый, чтобы отсечь любые надежды и мечты. Он порылся в коробке, на боку которой толстым маркером было написано: «Мамины вещи», и нашел там видавшее виды точило. Клинок стал водить по камню ножом, и тот в его руках ласково запел свою ритмичную песню: «Хе-е-зер, Хе-е-зер, Хе-е-зер…»
Потом он включил магнитофон. «Бич Бойз» снова исполняли свою замечательную песню «409», и нож двигался в такт знакомой мелодии.
Глава 14
Клаудия написала сжатый рапорт о ходе расследования и оставила его на пустом столе у Дэлфорда. Сделав себе чашку некрепкого кофе и не успев пригубить его, она услышала, как на столе у нее зазвенел вызов диспетчера. В приемной ее ждала посетительница, Фейс Хаббл.
– У меня такое впечатление, – прошептал диспетчер, – что эта женщина не любит ждать.
Приемная представляла собой маленькую комнатку. три на три метра, где, кроме стула, небольшого столика с кипой старых журналов и стенда с плакатами по безопасности и защите общественного порядка, больше ничего не было. Сидевшая на стуле дама вытащила нитку торчавшую в потрепанной обивке стула, и сосредоточенно щелкала по ней ногтем.
– Миссис Хаббл? Я Клаудия Салазар.
Фейс встала и протянула ей руку. После короткого рукопожатия они обе прошли в кабинет Клаудии.
Разговаривая с Фейс по телефону, Клаудия представляла ее совсем другой. Воображение рисовало образ, в котором воплотились черты и стиль делового столичного политика: женщина, поддерживающая форму в спортивном клубе; в прошлом активистка женского университетского объединения; короткие светлые волосы, строгий костюм из ворсистой ткани и манеры поведения, от которых сразу хочется вытянуться в струнку. Фейс Хаббл выглядела совершенно иначе: крупная, ростом около метра восьмидесяти, с пышной грудью и мощными бедрами. Бе чуть загорелое лицо обрамляли каштановые волосы, торопливо заплетенные на затылке во французскую косу. Красиво, но уложено слишком свободно. Черный итальянский костюм посетительницы был сшит по заказу и хорошо смотрелся с белой шелковой блузкой, но жакет помялся, а рукав был испачкан джемом. Клаудии легче было представить Фейс в неофициальной обстановке, например на высоком табурете у барной стойки, чем в качестве лица, руководящего избирательной кампанией сенатора.
– Присаживайтесь, миссис Хаббл.
– Спасибо, что согласились уделить мне минутку для нашей короткой встречи, дорогая. Я уверена, что у нас обеих время очень ограничено, поэтому начну без предисловий. На какой стадии находится расследование? – Фейс твердо смотрела своими красивыми карими глазами на Клаудию, словно сержант, который наблюдает за потеющим от волнения новобранцем на занятиях по строевой подготовке.
– На данный момент мы ждем результатов из ла6оратории. – Клаудии не нравилась сама мысль о том, что ей следует торопиться и давать этой женщине полный отчет, но она подозревала, что Дэлфорд и так обеспечит ее всей информацией. Так что особого смысла хитрить и увиливать от ответа не было.
– А когда эти лабораторные чинуши пришлют их?
– Завтра. Или послезавтра.
– А можно их как-то расшевелить? – спросила Фейс. – Ведь понятно, что родственники как можно скорее хотят знать, что же произошло на самом деле. – Голос ее был низким и хриплым, словно из-за сигарет и виски утратил свою силу.
– Науку нельзя подгонять. Некоторые анализы занимают вполне определенное время. – Клаудия выдержала паузу. – Я уверена, что и вы, и сенатор не хотели бы, чтобы результаты анализов были неточными.
– Дорогая моя, мне приходится иметь дело с безутешной матерью и сыном, у которого разбито сердце. Они просто нуждаются в прекращении кривотолков.
«Ты сама ни капли не горюешь?» – подумала Клаудия. Фейс Хаббл вела себя так, словно невзначай столкнулась с некоторыми неудобствами, а не с лишениями. А как бы она сама себя сейчас чувствовала, если бы умер Дэвид? Чувство потери было бы неизбежным. Дэвид не был плохим мужем, просто он оказался не парой именно для нее. Их совместную жизнь нельзя было назвать полностью несчастной, и Клаудия надеялась, что у нее хватило бы великодушия, чтобы скорбеть по поводу смерти бывшего супруга.
Фейс вытянула руку, заметила на рукаве пятно от джема и тихо выругалась. Нетерпеливо постукивая по сумочке ногтями, выкрашенными в клюквенно-красный цвет, она сказала:
– Кроме всего прочего, мне приходится иметь дело с газетной братией, которой в этой предвыборной кампании постоянно не хватает скандалов и жареных фактов и которая готова наброситься на случай с Питом, словно стая голодных собак. У них есть жесткие сроки, они обладают завидным воображением и поэтому обязательно будут что-то писать. Мне хотелось бы быть уверенной, что ваше ведомство не станет подкармливать прессу пикантными подробностями.
