— Я помню твоё имя. Ты же ещё вчера мне сказала… Я так и уснул с твоим именем в глупой башке. Но для меня ты всегда будешь зайкой. Моей мягкой пушистой зайкой по имени Вероника. И замёрзнуть я тебе не позволю! Сейчас согрею свою зайку, укрою собой…
Я успела выскользнуть из настойчивых рук Михаила и со смехом взмолилась:
— Миша, остынь! Я уже целую вечность таскаю тебя, бугая, на себе! Давай передохнём, неуёмный ты мой! И подкрепимся, наконец: я жутко голодная! А у тебя пустой холодильник.
— А вот и нет! Пока ты спала, я сходил в магазин и запасся едой! — похвастался Михаил. — Я не дам своей зайке умереть с голоду!
— Ты купил мне морковки и капусты? А что-нибудь более существенное? Хочу много мяса и кофе. И сигарет!
— Кофе и сигарет? Этого нет… — всерьёз расстроился Михаил и вскочил: — Я сию минуту смотаюсь, принесу! А ты, смотри, не сбеги! Правда, без штанов ты никуда не денешься… — он заглянул в моё удивлённое лицо и довольно рассмеялся: — Я спрятал твои нарядные брючки, милая. А всё остальное ещё мокрое.
— Ты захватил меня в плен? — театрально возмутилась я. — Вот ты какой оказывается? Узурпатор. Дикарь. И пьянчуга!
— Да, зайка, ты в плену, — не стал отпираться «узурпатор», поспешно одеваясь и посмеиваясь. — Обзывай меня как хочешь, но я тебя не выпущу… — он открыл шкаф и бросил мне тельняшку со своего плеча: — Одень это, малышка. Она тёплая… И приводи себя в порядок. Я вернусь минут через десять и будем пировать…
И не успела я нырнуть в его огромную шерстяную тельняшку, как он исчез. «Что-то ты слишком раздухарился, Мишутка… — подумала я, закатывая длиннющие рукава и направляясь в санузел. — Ладно, пусть немного потешится. Дня три, четыре, не больше… — мой взгляд наткнулся на телефон и всплыла ленивая мысль: — Надо бы позвонить Тосе. И тёте Мусе. Потом…».
Назначенные Михаилом пятнадцать минут прошли, а его всё не было. Чтобы не терять предоставленный мне тайм-аут, я решила поискать свои брюки и первым делам распахнула дверцы платяного шкафа в спальне. Оба-на! Милицейская форма! Значит мой ласковый алкаш милиционер? Вот это да! Выходит, я угодила прямо в лапы милиции? Не задумываясь, хорошо это или плохо, я подвигала вешалки и почти сразу обнаружила свои штаны, аккуратно уложенные на коробках, громоздящихся под одеждой. Вот и славно! Пусть себе лежат. До горячей поры. А я пойду проверю, чем мишка собрался кормить свою зайку…
Посредине кухонного стола красовалась укутанная в лаваши курица-гриль, а рядом лежали помидоры и огурцы. Ну вот, теперь есть чем заняться! Нарезая салат, я думала о Михаиле и… о его жене. Судя по платьям в шкафу, она у него женщина крупная и, похоже, ушла не навсегда, а всего лишь в порядке воспитательных мер — иначе не оставила бы у него так много своего барахла! И, сдаётся мне, эта Лидия натура властная и суровая: её одежда не содержит никаких намёков на женское кокетство и выдержана в строгой гамме тёмных и приглушённых цветов. Бедный Мишенька! Она, наверняка, подавляет его — он же сущий телёнок! А она дура! Не понимает, что на таких мужиков, ласка действует безотказно…
Осознав, что ревную Михаила к его собственной жене, я уронила нож: ничего себе! И с чего это я так расчувствовалась? Он же чужой муж! А крутить с чужими мужиками не в моих правилах. Хотя, о каких правилах можно говорить, когда у меня почти нет опыта в любовных делах? До Николаши у меня был всего один любовник да и то недолго: как только тот стал настаивать на женитьбе, я его спровадила, потому что всё ещё ждала своего Ёжика и берегла свободу для него. Ну, а как развелась, то Николаша из мужа плавно перешёл в любовники своей бывшей жены. А мои отношения с Михаилом — это так, недоразумение: встретились в лихую минутку два одиночества и согрели друг друга. Так что, давай-ка милая, держи своё сердце на замке!
Хлопнула входная дверь и не успело моё сердце замереть под тяжёлым замком, как тут же растаяло в радостной улыбке Михаила:
— Прости, зайка, немного задержался… — повинился он, отдавая мне кофе и сигареты. — Дворничиха пристала с советами быть настороже. Пожаловалась, что ни свет ни заря возле неё нарисовались какие-то странные типы, сильно смахивающие на бандитов, спрашивали о какой-то модной девице, а потом крутились часа два во дворе, разглядывали выходящих из подъездов людей. Ей пришлось пригрозить им милицией…
— А милиция это ты, — вставила я, наблюдая за выражением его лица.
— А те, кого они высматривали — это ты! — парировал Михаил. — Видишь, я не менее догадлив, чем моя загадочная малышка… — и он внимательно заглянул в мои глаза: — Вероника, ты во что-то вляпалась?
— Вляпалась, — честно ответила я, не отводя взгляд, — по самую макушку. Но об этом потом. Или ты намерен меня арестовать?
— Нет, — предельно серьёзно ответил он, — я намерен тебя накормить. А ещё хочу, чтобы ты знала: милиция существует не для того только, чтобы арестовывать. Прежде всего она призвана защищать. И я буду защищать тебя, что бы ты не натворила.
Я обхватила руками могучий торс своего славного защитника и, прижавшись вспыхнувшим лицом к его груди, пролепетала:
— Ты не мишка, ты мой кустик, под которым я спряталась от страшных волков…
Михаил подхватил меня под мышки и поднял на вытянутых руках, как ребёнка:
— А ты не зайка. Ты моё чудное видение. И я очень боюсь, что ты исчезнешь так же внезапно, как появилась…
— Голодная? — возмутилась я, запуская ладони в его волосы. — Никогда! Я жутко прожорливое видение! И пока не наемся до отвала и не раскрою тебе свою страшную тайну, никуда не денусь!
— Тогда немедленно приступаем к пиршеству! — засмеялся Михаил, усаживая меня на табурет. — Начинай.
— А ты? — спросила я свой заботливый «кустик», разворачивая тёплую ещё курицу.
— Мне надо полечиться после вчерашнего, — порозовел он, доставая из холодильника две банки пива.
— Ты же уже немного полечился… Попотел с утра пораньше, — усмехнулась я.
— Немного?! — возмутился Михаил, брызнув на меня весёлыми искрами серых глаз. — Да я весь взмок, пока утолил свою голодную зайку! Ты же два раза требовала добавки!
— Мишка! — зарделась я. — Не смущай зайку! А то она подавится… Просто я третий день живу в экстриме и перевозбуждена. Обычно я довольно сдержанна…
— Ладно, — смилостивился «мишка», засияв улыбкой, — не буду. Тем более, что я не в обиде. Даже наоборот. Мне понравилось, что у тебя такой хороший аппетит.
Я решила ухватиться за возможность уклониться от темы:
— А вот я твоим аппетитом недовольна! Ты совсем ничего не ешь. Если будешь так плохо кушать, не справишься с десертом и останешься без сладкого.
— И что у нас на десерт? — блеснул хитринкой Михаил, с показной поспешностью отламывая кусок курицы и прекрасно понимая, что я имею в виду, — чем ты меня побалуешь?
— Будешь хорошо себя вести — узнаешь! — пообещала я, досадуя на то, что и сама не могу отказаться от «десерта». Не слишком ли я «перевозбудилась»? Отогнав от себя эти колкие мысли, я изобразила деловитость: — А, кстати, Миша, почему ты не идёшь на службу?
