— Да ладно, мам, я у бабуни перетерплю, — серьезно сказал Макс. — Я что, не понимаю, — трудно без мужика. Пока!
Про мужика мой ребенок сказал так по-взрослому весомо, что я озадачилась, что же он имел в виду. И густо покраснела, глядя на армянский нос Лермонтова с кружки. Макс вечно ставит меня в тупик. Он все про меня знает, а я о нем не знаю ничего.
Из замешательства меня вывел звонок в дверь. Господи! А я все еще в халате и не подсыпала под романтические свечи кошачьего песку!
Я глянула на часы: только шесть. Чего это Чепырин притащился раньше времени? Сильно проголодался? Какой он все-таки противный!
На пороге стояла всего-навсего Наташка. Она ворвалась ко мне, как всегда, бурная, шумная — глаза сияют, щеки блестят, слова скачут.
— Юлька, я за тобой! — вскричала она. — Пошли ко мне срочно! Я сама не предполагала, что так выйдет, а то бы позвонила! Да я и хотела позвонить, но Вова утопил мобилку в сыром джеме, в тазу, и она там всю ночь лежала, а теперь молчит. Вот я сама и прибежала. Для тебя мне семь верст не околица!
Вова, утопивший мобилку — третий муж Наташки. Интересно, что всех ее мужей звали Вовами, и они были похожими, как родные братья — все кругленькие, все пузатенькие. Все лысые. Наташка и сама кругленькая, низенькая и страшно энергичная. А вот насчет верст она хватила лишку: прибежала всего-навсего из дома напротив. Две минуту ходу через двор.
— Все уже собираются, — тараторила Наташка. — Кур я наперчила, начесночила, придем — сразу в микроволновку! Кстати, я тебя расписала всем яркими красками. Ты мне еще спасибо скажешь! Ого, ты уже намазалась! Идешь куда? Или кого ждешь?
Ее весело прыгающий взгляд стал наконец останавливаться то на моей ярко-цикламеновой помаде, то на парочке кружек на столе. Я в двух словах рассказала про Чепырина.
— Ну его к черту! — посоветовала Наташка. — Идем лучше ко мне. Собственно, дело в том, что я хочу тебя познакомить с одним… Тоже жену ищет… Ну, надо же, как сошлось!.. А этот репетитор, говоришь, хорошо зарабатывает? Конечно, тоже вариант…
Без всякого сомнения, словечко «вариант» Макс позаимствовал именно у Наташки. Она всегда была основным поставщиком моих женихов. В процессе отлова трех своих пузатых Вов ей попадался и всякий нестандартный материал, который она сплавляла мне. У меня ничего с теми женихами не вышло, а у Наташки вышло целых три раза. И каждый раз получалось лучше прежнего. Теперешний Вова держит автомастерскую «Жигули», и жизнерадостная Наташка купается в материальных благах: наряжается с шиком, ест, как сумасшедшая, и тратит уйму денег на похудение.
— Плюнь на физика! Никуда он не денется, — убеждала меня Наташка. — Позвони ему, скажи, что у тебя что-то с желудком. Или что тетя приехала.
Я вздохнула:
— Куда звонить? Он вот-вот явится.
— Тогда пошли отсюда быстрее! Я же вижу, что ты от него смыться хочешь! Он придет, позвонит и уйдет. А ты ему завтра расскажешь про тетю.
— Его и так жена десять лет обманывала, — вспомнила я. Наташку это ничуть не тронуло. Она даже обрадовалась:
— Ну, тем более, ему не привыкать! А мой вариант покруче! Врач-отоларинголог! Сын друзей родителей моего Вовы, некий Дима Сеголетов. Практикует вовсю! А сейчас на психотерапевта переквалифицировался. Идиотов лечить будет, наркоманов, алкашей. Это же золотое дно! И симпатичный, явно получше твоего моченого физика. Сейчас увидишь и сравнишь. Пошли! Он как раз такую жену ищет, как ты. С квартирой.
— Странные у него вкусы, — заметила я.
— Почему странные? Они все сейчас такие: не чихнут бесплатно. Привыкай! Чего ты переживаешь? Только он тебя увидит — про все квартиры забудет. Да у тебя талия, как у Гурченко! Все бы отдала за такую талию!
Я колебалась — идти ли с Наташкой или Чепырина ждать — но платье надела. В любом случае не в халате же сидеть. Наташка тем временем изучала мои кружки.
— Это что, Киркоров у тебя? — поинтересовалась она, разглядывая Пушкина.
— Ага. А на другой кружке еще один. Братья Киркоровы.
— Плохо сделали, непохоже. На армянина он здесь смахивает. И хватит копаться! Смотри, темнеет уже. Я сейчас в потемках ходить боюсь. Как вспомню про маньяка…
Про маньяка вспомнила и я, и меня привычно замутило от страха. Я даже издала тоненький стон, а Наташка ответила понимающе:
— Точно! Это ужас. Я как про сегодняшнее узнала, Вове сказала: «Все! Пешком я больше ни хожу!»
— Про какое про сегодняшнее? — не поняла я.
— Как, ты не слыхала? Господи, да всюду уже трубят! Награду пообещали за полезные сведения. Ты что, с Луны свалилась? Настолько голова физиком забита? У тебя же у самой газета лежит в прихожей!
Газета действительно валялась в прихожей на тумбочке. Как я ее бросила, придя с работы, так она и валялась. Не до нее было — я романтический ужин готовила. А оказалось, там напечатана фотография очередной жертвы паркового маньяка. Жертва трудилась менеджером по маркетингу в магазине. «Ткани Европы» на Фокинском рынке. В газете был последний ее снимок, сделанный на курорте в Испании: круглолицая смуглянка под волосатой пальмой. Снова красавица! Снова призывная улыбка и платье с вырезом на животе — съешьте меня. Конечно, на березе в Первомайском парке болталось не это легкомысленное платьишко, а вполне благопристойный деловой костюм с дорогой полупрозрачной блузкой. Харлампиева Вероника Анатольевна, двадцать шесть лет. Далее в газете шел длинный перечень особых примет жертвы. Эти перечни меня всегда из себя выводят. Вспомнить с их помощью или даже вообразить кого-либо совершенно невозможно. Видели ли вы восьмого апреля прошлого года в третьем часу ночи гражданина среднего роста, нос обыкновенный, ботинки коричневые…
Исчезла красавица — менеджер самым непостижимым образом. Работу вчера она закончила около восьми, сказала последнее «прости» продавщицам тканей Европы (девушки еще только собирались домой и натягивали свои коричневые ботинки) и порхнула прочь. В никуда! Напрасно ждал ее в синем «Форде» постоянный друг, торговец гипсокартоном. Торговец долго томился, курил и лениво переговаривался с владельцами близстоящих столь же замечательных машин. Девушка не подошла к нему и не села рядом на пухлое кожаное сиденье. Хотя, ему казалось, она мелькнула в дверях магазина! Никто не запомнил ее переходящей базарную площадь. Сто семь шагов отделяли магазин от синего «Форда», но этих шагов она не сделала. Никто и никогда не видел больше Вероники. Еще одна березка в Первомайском парке. Помогите, граждане! Примерно в таком духе описывала случившееся газета.
Я держала ее в трясущихся руках и лихорадочно соображала. Так, Фартуков вытолкнул мня вчера на площади Островского; это не моя остановка, пришлось мне бежать; следующая была моя… а следующая как раз Фокинский рынок! Стоп, когда это было?.. Я прибежала домой около восьми. Все сходится! Он! Жуткий маньяк с белым лицом! Он так бесился за троллейбусной дверью, что не сцапал меня! И он озверел, и он вышел у Фокинского рынка, и он сожрал менеджера Харлампиеву!
