Лелька посмотрела на часы – два ночи – и согласно кивнула. Снежана пожала плечами, бросила быстрый взгляд на Сашу и сказала:
– Я, как все.
Коля помассировал живот, поморщился и пробормотал:
– Нужно с утра пробежаться по болоту.
– Пробежаться, – усмехнулся Саша. – Это ж не Воскресенский проспект, тут как бы на брюхе не пришлось его утюжить.
– Я имел в виду: нужно осмотреться и прикинуть план действий, – уточнил Коля. – А потом разобьемся на группы. Одна будет дежурить по лагерю, а вторая отправится искать поляну. Можно поодиночке. Болото, если верить карте, огромное, мешать друг другу не будем.
– Поодиночке! Как ты быстро забыл о лешем, – воскликнула Снежана. – Я ни за что одна не пойду. И в лагере не останусь, вот еще!
Миша побледнел и брезгливо бросил:
– Ну, Белоснежка, ты умеешь сказать приятное! – И настороженно оглянулся на ельник.
Тамара тоже покосилась на близкую полосу леса и звонко объявила:
– Я дежурю по лагерю! Спагетти с тушенкой за мной, большего не обещаю. И учтите – я в болота ни ногой! И Крысеныша не пущу. Хоть ни в какого лешего и не верю!
– Но трусишь? – ехидно поинтересовалась Снежана.
– Я не трус, но я боюсь, – пробормотала Тамара.
– И правильно боишься, – фыркнула Снежана. Дотронулась до Сашиного локтя и спросила: – Что там по плану, не помнишь?
– Ты о чем? – удивился Саша.
– Ну… о Колиной статье.
Миша зло сплюнул. Коля виновато улыбнулся. Лелька посмотрела на часы. Катя укоризненно произнесла:
– Не буди лихо, пока оно тихо.
И будто нажала на невидимую кнопку: летние сумерки разорвал пронзительный, тоскливый вой.
Все вскочили. Снежана сжалась в комок и заскулила от страха. Коля трясущимися руками потянул к себе горящую ветку. Миша беспорядочно размахивал ножом, ухватил его с расстеленной клеенки. Саша вдруг оказался рядом с Катей. Стоял вплотную и поддерживал ее за локоть.
Тамара зачем-то схватила Крыса на руки и судорожно прижала к себе. Разбуженный диким воем бультерьер таращил на хозяйку круглые глаза, не в силах понять, что происходит.
Одна Лелька осталась сидеть на месте. Налила себе остывший чай и демонстративно начала пить.
Страшный вой прекратился так же внезапно, как и начался.
Снежана упала на покрывало и выдохнула:
– Что это, а? Волки?
– Если и волки, то летом они не опасны, – спокойно заметила Лелька и взяла конфету.
– Ну у тебя и нервы, – потрясенно признал Миша. Потом показал Снежане кулак и прорычал: – А ты придержи язык в следующий раз!
– Да что я такого сказала?!
– То! Нечего каркать!
Тамара по-прежнему завороженно смотрела на лес. Ей казалось, что он нехорошо ожил, она едва ли не слышала какие-то вздохи, шорох, хруст, шелест и странные всхлипы. От усилий хоть что-нибудь рассмотреть уставшие глаза слезились. Тамара старательно таращила их, страшась моргнуть.
Чудилось: стоит отвести взгляд, и из ельника бросятся на них страшные звери. Тамаре почему-то не верилось в волков, слишком обыденно на фоне происходящего. В голове мелькали смутные образы чудовищных тварей из фильмов ужасов, за плотным забором черного ельника уже перемигивались багровые огоньки их глаз, на нее явственно дохнуло смрадом…
Вдруг вспомнилось – «С-с-стр-р-ра-а-аж-ж-ж…»
Тамара непроизвольно попятилась. Катя за ее спиной удивленно прошептала:
– А Крыс даже не гавкнул.
– И понятно, – проворчал Миша. – У меня тоже дыхание сперло, до сих пор не по себе.
Их будничные голоса вывели Тамару из оцепенения. Она вздрогнула и опустилась в траву там, где стояла. Ее до сих пор трясло, а во рту остался неприятный солоноватый привкус, она нечаянно прокусила нижнюю губу.
Снежана внезапно тоненько рассмеялась. Катя успокаивающе похлопала ее по плечу, но Снежана сбросила ее руку и вызывающе воскликнула:
– Думаешь, истерика?
– А что, нет? – заинтересовался Миша.
– Я не Катька, чтоб ты знал! К мужикам не липну! Мол, ах-ах, как мне страшно, пожалей, Сашенька, несчастную, где там твое крепкое плечо, дай прислонюсь!
Катя покраснела, глаза ее стали виноватыми, личико – жалким. Она непроизвольно отшатнулась от Саши и покраснела еще сильнее.
Снежана запрокинула голову и звонко захохотала. Нежное девичье горло в свете костра отсвечивало нежно-розовым, кожа казалась тонкой и нежной. Снежана сквозь смех простонала:
– Ох, Катька! Что значит – на воре шапка горит! Нельзя же так себя выдавать!
Катя схватилась ладонями за пылающие щеки и бросилась к реке. Тамара окончательно пришла в себя и с насмешкой заметила:
– Переводишь стрелки? Чистишь себе дорожку? Опасаешься, что Саше с Мишкой и Коле больше Катя нравится?
– Дура, – прошипела Снежана и бросила на Тамару испепеляющий взгляд.
– Это точно, – с тяжким вздохом признала Тамара. – Иначе б черт меня не понес в ваш дурацкий поход. Р-р-романтики, чтоб вас!
Она услышала от реки Катин судорожный всхлип и, заглушая его, язвительно фыркнула:
– Знаешь, а бог, он точно шельму метит!
– Ты о чем? – с любопытством спросил Миша.
Неожиданная девичья перепалка доставляла ему откровенное удовольствие. Миша раскраснелся, забыл о недавнем страхе и едва ли руки не потирал в ожидании следующей реплики.
Правда, в сторону реки он косился довольно сочувственно. Катя не раздражала его, казалась совершенно безобидной и даже беззащитной. В отличие от Снежаны и этой… веснушчатой ехидны!
Тамара с деланной симпатией посмотрела на Снежану – ту передернуло, – всплеснула руками и воскликнула:
– Нет, в самом деле, какая жалость, что пропала именно твоя косметика! Мы только привыкли к тебе накрашенной, а теперь… Блеклая ты какая-то, уж извини…
Снежана шарахнулась от огня. Тамара подбадривающе улыбнулась ей и громким шепотом сообщила:
– Катька-то не красится. У нее хоть весь рюкзак уволоки, собой останется. – И, махнув рукой, призналась: – Никак к твоему новому лицу притерпеться не могу, представляешь? Глаза, ресницы, губы… Раза в два меньше стали, да?
Миша хрипло захохотал. Лелька укоризненно заметила:
– Как не стыдно!
– А че я, че я-то? – забормотала Тамара, смущенно посматривая на сестру. – Может, и ошиблась малость. Глазомер у меня, сама знаешь… хромает! Пусть в полтора раза меньше глазки, мне не жалко, я не жадная.
– Ну ты и… – Снежана не нашла слов, лишь в гневе метнула через костер чайную ложку.
